О чем молчат твои киты

– Илюха! Держись, только не это! Держись, я прошу тебя! – убивался товарищ и, по всей видимости, тряс меня за плечи. Я чувствовал, как крепко вцепились его пальцы в меня, так цепляются испуганные дети за одежду и руки матери, когда пытаются делать первые шаги и чувствуют, что теряют опору.

И тут я открыл глаза. В комнате никого не было. Кроме меня, разумеется. Ни Валеры, ни рома, ни какого-либо намека на их присутствие. Что за чертовщина? Что это было?

Протер глаза. Ничего не изменилось. Я сижу на стуле. На столе ноутбук. На подоконнике завядшее денежное дерево, обои, расписанные мной. На полу какие-то кожурки, целлофановые пакетики. Тусклый свет лампочек. И новое сообщение от Луизы.

«Прошла голова?»

Самое удивительное, что, действительно, прошла, и появилась долгожданная ясность мыслей.

«Не поверишь, но да».

«Охотно верю. Ну что, есть еще вопросы, зачем нас позвали в телик?»

«Думаю, чтобы рассказать, какие мы крутые, попиариться за наш счет и вызвать у зрителя водопад слез».

«Правильно думаешь, бро».

Что за бро еще? Говорю же, не хватает молодежи воспитания и уважения.

«Ну, и нечего там делать».

«А вот здесь ты не прав, красавчик! Есть как раз. Во-первых, это офигеть реклама для фонда, а во-вторых, кто-то забыл про Несси».

«Я не забыл».

«Вот и расскажешь про нее. Чем больше людей узнает, тем больше шансов, что найдется. Сказал, что голова не болит, а сам тупишь аццки».

Королева вежливости.

«Спасибо, блин, не туплю, а притормаживаю. И что, меня начнут про фонд расспрашивать, а я скажу, да фиг с ним, давайте я вам про любовь всей жизни расскажу?»

«НЕ БЕСИ МЕНЯ!»

Это мы уже проходили. Хотя согласен, тупой вопрос. Наверняка там будут спрашивать не только про фонд, но и про меня, а я смогу поплакаться о несправедливости жизни, что вот, дескать, чужие желания исполняем, а свое заветное никак не могу. Но орать-то зачем сразу?

«Ладно, поехали, только не сильно-то хочется».

И вот мы уже сидим в студии. Мог ли я представить, что когда-нибудь такое случится? Конечно же, нет, рядовой парень, из рядовой семьи, ничем не примечательный, банальнее некуда, а тут сидит толпа людей и внимательно смотрит на меня, слушают, хлопают, поддерживают. Удивительно.

Ведущий подошел ко мне, поздоровался, похвалил, улыбнулся. Кто-то подбежал, попросил сфоткаться с ним, со мной, с обоими. Подлетела гример, стала пудрить нос:

– Блестит он у вас.

– Это потому что я весь блестящий, – пошутил я.

Она ухмыльнулась, игриво подмигнула мне и упорхнула дальше придавать лицам снимающихся неестественную матовость ради красоты кадра. А люди что-то живо обсуждали, селфились, снимали видео и хвалились тем, что видят вживую звезд. Их было немало. Сидели такие на пафосе, нарядные. Даже не хочется перечислять. Достаточно включить ящик и пощелкать каналы. Одним словом, завсегдатаи ток-шоу.

И вот прозвучала команда: «Камера, мотор!» Все расселись по своим местам, притихли на мгновение, высветилась надпись «Аплодисменты», и шоу началось.

Никогда не любил подобные передачи. Ради рейтинга и хайпа в любой мелочи находят повод для очередного скандала, а если повезет, то и драки. Все орут как на базаре или площади, не слушают друг друга, затыкают, перебивают, зато ведущий просто светится от счастья. А как же – лучший ведущий по версии самого себя и ряда каких-то издательств.

Так и в этот раз.

Сразу же встал какой-то пузач, оказалось, что это был депутат, и стал откровенно на нас наезжать, заявил, что наш фонд – это финансовая пирамида, а сами мы:

мошенники,

махинаторы,

великие комбинаторы.

Нахапаем денег и сбежим в Испанию или Грецию.

Призывал честно признаться и раздать людям их деньги обратно. Он утверждал, что:

– у нас нет совести,

– нам светит огромный срок,

– мы обязательно будем разоблачены и наказаны,

– мы будем гореть в аду,

а он лично займется проверкой нашего фонда и обязательно выведет нас на чистую воду.

Затем слово взяла пожилая актриса с пошлым неумелым макияжем и в не менее пошлом и нелепом парике. Она стала уже всех обвинять, мол, где вы были, когда умирали великие актеры, писатели, настоящие гении, не чета нам – никому не известной и не нужной шушере.

Я откровенно офигевал от всего этого балагана.

Ведущий же, напротив, – сиял, как чемпионский пояс боксеров.

Рейтинги.

Рейтинги.

Рейтинги.

Зрители аплодировали.

Затем выступал малоизвестный блогер.

Затем выступал какой-то психолог.

Затем эксперт чего-то.

Затем снова аплодировали зрители.

Грязь продолжала литься на нас до тех пор, пока ведущий не пригласил хрупкую тринадцатилетнюю Алену Григорьеву в сиреневых кофте и вязаной шапочке, скрывающей гладкую, как бильярдный шар, голову. Девочку, мечта которой осуществилась благодаря нашему фонду.

Она стояла посреди студии, хлопала своими большими глазами и от неловкости прятала руки за спину. Следом за ней вышла молодая рыжеволосая женщина лет тридцати пяти.

По всей видимости, это была та самая Алена, чьи стихи мы издали, а женщина – ее мать. Ведущий подскочил к ним, начал усаживать на соседний диван, но мать расплакалась, подошла к нам и стала обнимать, не переставая благодарить.