О чем молчит ласточка

Он догадался, чего хотела Маша, но не мог позволить себе предстать перед Юрой после всего, что сделал. После того как предал его и продолжал предавать столько лет. Даже сегодня – пусть и не по своей воле, пусть и не зная, что идет на его концерт… Он явился сюда, даже не отмывшись от Игоря. С красными полосами на спине под рубашкой – от ударов, которыми хотел заглушить память о Юре. Он не имел никакого морального права даже говорить с ним теперь.

Сидя в такси, рассматривая улицы города, по которым он все дальше и дальше уносился от Юры, Володя продолжал убеждать себя в этом.

Внутренний голос был прав. Того Юры больше нет. Тот юный Юрка, которого Володя любил двадцать лет назад, давно исчез. И сейчас там, на сцене, дирижировал оркестром совершенно другой мужчина. Мужчина! Молодой, талантливый, красивый мужчина, а не юный, неопытный, трепетно-прекрасный Юрочка!

Этот Юра изменился, он уже давно уехал от той жизни, которая когда-то была у него здесь.

На концерт пришло много людей. Значит, его знали. Значит, Юрину музыку слушали в Харькове. И, скорее всего, Юра не впервые приезжал сюда. Но он не искал Володю, иначе пришел бы под иву и обязательно нашел. А если Юра не искал с ним встречи, значит, не хотел ее. И тогда Володе тоже не стоило. Им нельзя было встречаться, тем более сейчас. Он не посмел бы посмотреть теперь Юре в глаза.

Уже выезжая из города, Володя попросил таксиста остановиться возле аптеки. А по возвращении домой, забыв о предупреждении Игоря не превышать дозу, закинул в себя сразу две таблетки.

Насыпав корма Герде, он кое-как стянул с себя пиджак, бросил его на пол у кровати. На рубашку и брюки сил уже не хватило – Володя просто упал лицом в подушку.

Почувствовал, как в руку, свисающую с кровати, ткнулся мокрый нос. Герда грустно скулила, требуя ласки. Володя, ощущая, как начало мутнеть сознание, слепо погладил ее по голове.

– Все хорошо, девочка. Завтра все будет хорошо…

Глава 5 Особенный друг

Сон был долгий, крепкий, глубокий. Подобно болоту, он поглотил Володю, и, словно из болота, Володя не мог выбраться сам. Да и не хотел, отдыхая в долгожданном покое и непроницаемой тишине. Десятки звонков и СМС, от которых разрывался телефон, не достигали сознания. Лишь проспав пятнадцать часов, Володя начал ощущать, что где-то там, за завесой сна, есть реальный мир, который пытается вернуть его себе.

После полудня раздражающая трель мобильного пробилась к нему сквозь пустоту и разбудила. Володя не смог оторвать от подушки будто налитую свинцом голову, нашарил телефон рукой – тот лежал в кармане брюк.

– Да? – прохрипел он в трубку, пытаясь разлепить глаза.

– Ты там живой вообще? – прокричал Брагинский. – Вова, приезжал подрядчик, мы ждали тебя все утро! Хоть бы предупредил, что отдуваться придется мне!

Володя прищурился, пытаясь привыкнуть к дневному свету, с трудом сел, уперся руками в колени. Голова гудела. Он не пришел на работу? Проспал?

– А сколько сейчас времени?

– Обед только что закончился.

– А какой сегодня день?

– Ты заболел? – Сердитый тон Брагинского сменился обеспокоенным. – Ты собираешься сегодня на работу?

– Заболел, да, – пробормотал Володя, качнул головой и застонал от боли – виски стиснуло так, что побелело в глазах.

«Что за отраву мне Игорь подсунул?» – подумал он, сбрасывая вызов после пожелания Брагинского выздоравливать.

На телефоне оказалось семнадцать пропущенных вызовов и три СМС. Володя удивился, как прекрасно он видит без очков, а после сообразил, что забыл даже линзы снять. Пролистнул вызовы, открыл сообщения. Все три – от Маши.

«Вернись! Это ведь он!» – писала она вчера в полдевятого. Спустя двадцать минут: «Я сейчас подойду к нему и скажу, что ты был здесь и сбежал как трус!» Последним было: «Володя, ты, конечно, меня извини, но ты ИДИОТ!!!»

События прошедшего дня стали медленно проясняться: проступили серостью утра, пересекли ранний вечер ударами Игоря и прогремели вечером поздним – магией музыки, взмахами дирижерской, но будто волшебной палочки. Вспомнились чьи-то большие руки, жесткие волосы, аккуратный профиль. Юра.

– Боже… – простонал Володя, и на него обрушилось раскаяние.

Он вскочил с кровати и бросился из комнаты в гостиную. Запутавшись в одеяле, чуть не упал, схватился за косяк и замер как вкопанный: «А куда бежать? И зачем? Куда теперь спешить, если опоздал еще вчера?»

Боль сдавливала голову. Володя стиснул пальцами виски, чуть было не порвав до сих пор надетую рубашку – мятая и перекрученная одежда мешала. Он сбросил ее прямо на пол и устремился в ванную. Надо было успокоиться, ведь сердце колотилось как бешеное, руки дрожали, а мысли метались, сталкивались друг с другом и путались. От вины и стыда на глаза наворачивались слезы. А может, это из-за того, что пятнадцать часов проспал в линзах? Да, конечно, поэтому.

Володя встал в душевую кабину. В воображении вспыхнул образ взрослого Юры. Того Юры, каким он был не сто лет назад, а вчера, каким он стал – высоким, статным, изящным. С чертовой дирижерской палочкой в руке.

Глаза опять защипало. Проклятые линзы!