О чём молчит Ласточка

Под закрытыми веками видится совсем другое лицо. Любимое, застывшее в памяти на всю жизнь. Его тонкие губы, которые так хочется целовать, что нет сил сдержаться. И это лицо так близко, и с губ Юры слетают признания. Так настойчиво обнимают руки, так отчаянно пальцы цепляются за плечи.

«Пожалуйста, Володя. Если мы не сделаем этого сейчас, не сделаем никогда. Это последний наш день, я хочу тебя запомнить, ты единственный».

Володя в своей отчаянной фантазии целует его, такого красивого, такого родного, а над ними — огромный, как небо, купол ивы скрывает их от всего мира.

Володя падает на колени перед тазом. Тошнота подкатывает к горлу так резко, что он не успевает отогнать свою прекрасную фантазию. Его рвёт, он чувствует, как по щекам от мерзости и напряжения текут слёзы, а под закрытыми веками в этот момент улыбается Юра.

Прогремели финальные аккорды, оркестр затих. В наступившей тишине угасал голос солиста, медленно отходящего всё дальше и дальше от микрофона.

Володя уставился в Юрину спину — живой, настоящий. Реальный. Юра здесь.

Володя почувствовал, как к горлу подкатила фантомная тошнота, а голова пошла кругом. Нет. Он не должен оставаться здесь.

Володя резко поднялся, грубо толкнул Машины ноги, проходя мимо неё. Краем глаза уловил, что Маша попыталась схватить его за подол пиджака, но вырвался и бросился прочь из зала. Хватит с него!

Выбегая из здания филармонии, на ходу диктуя адрес диспетчеру такси, он повторял одну-единственную пульсирующую в голове мысль: «Сбежать, оказаться как можно дальше отсюда, сейчас же».

Он догадался, чего хотела Маша, но не мог позволить себе предстать перед Юрой после всего, что сделал. После того, как предал его и продолжал предавать столько лет. Даже сегодня — пусть и не по своей воле, пусть и не зная, что идёт на его концерт… Он явился сюда, даже не отмывшись от Игоря! С красными полосами на спине под рубашкой — от ударов, которыми хотел заглушить память о Юре! Он не имел никакого морального права даже говорить с ним теперь.

И, сидя на заднем сиденье такси, рассматривая улицы города, по которым он всё дальше и дальше уносился от Юры, Володя продолжал убеждать себя в этом.

Внутренний голос был прав. Того Юры больше нет. Тот юный Юрка, которого Володя любил двадцать лет назад, давно исчез. И сейчас там, на сцене, дирижировал оркестром совершенно другой мужчина. Мужчина! Молодой, талантливый, красивый мужчина, а не юный, неопытный и до трепета прекрасный Юрочка!

Этот Юра изменился, он уже давно уехал от той жизни, которая когда-то была у него здесь, в этом городе.

В зале на концерте было много людей. Значит, его знали. Значит, Юрину музыку слушали в Харькове. И, скорее всего, Юра не впервые приезжал сюда с концертом. Но он не искал Володю! Потому что если бы искал — пришёл бы под иву и обязательно нашёл бы.

А если Юра не искал с ним встречи, значит, не хотел её. И тогда Володе тоже не стоило её искать. Им нельзя было встречаться, тем более сейчас.

Тем более с таким Володей. Он предал его тогда, в прошлом. Он оттолкнул его, несмотря на то, что обещал больше никогда не отталкивать. Он предавал его все последние двадцать лет: лечился от него, пытался вытравить из памяти, из сердца, забыть. Заменить другими.

Он не посмел бы посмотреть теперь Юре в глаза.

Уже выезжая из города, Володя попросил таксиста остановиться возле аптеки. А по возвращении домой, забыв о предупреждении Игоря не превышать дозу, закинул в себя сразу две таблетки.

Насыпав корма Герде, он кое-как стянул с себя пиджак, бросил его на пол у кровати. На рубашку и брюки сил уже не хватило — Володя просто упал лицом в подушку.

Почувствовал, как в руку, свисающую с кровати, ткнулся мокрый нос. Герда грустно скулила, требуя ласки. Володя, ощущая, как начало мутнеть сознание, слепо погладил её по голове.

— Всё хорошо, девочка. Завтра всё будет хорошо…

Глава 5. Особенный друг

Сон был долгий, крепкий, глубокий. Подобно болоту, он поглотил Володю, и, словно из болота, Володя не мог выбраться оттуда сам. В нем не было ничего, лишь долгожданный покой и непроницаемая тишина. Десятки звонков и СМС, от которых разрывался телефон, не сразу достигли сознания. Лишь проспав пятнадцать часов, Володя начал ощущать, что где-то там, за завесой сна, есть реальный мир, который пытается вернуть его себе.

Раздражающая трель мобильного прорвалась к нему сквозь пустоту и разбудила. Володя не мог оторвать от подушки тяжелую, будто налитую свинцом голову и нашарил телефон рукой — тот лежал в кармане брюк. Оказалось, что он бухнулся спать, не раздеваясь, в той одежде, в которой вернулся.

— Да, — прохрипел он в трубку и попытался разодрать глаза. Вышло не с первого раза.

— Ты там живой вообще? — прокричал Брагинский. — Вова, приезжал подрядчик, мы ждали тебя всё утро! Хоть бы предупредил, что отбиваться придется мне.

Володя прищурился, пытаясь привыкнуть к дневному свету, с трудом сел, облокотился о колени. Голова гудела — он не пришел на работу? Почему? Проспал?

— А сколько сейчас времени? — прогнусавил он.

— Полдень.