— Если ты действительно любишь сына, то придется. Сексуальность не изменить и не вылечить. И пока ты этого не поймешь… — начал было он, но оборвал себя на полуслове.
Разве она могла это понять? Вряд ли. И Володя знал причину ее бескомпромиссности. Во времена их молодости, когда Маша впервые столкнулась с другой сексуальностью, вся их страна, весь их мир считал это совершенно ненормальным, противоестественным и даже преступным. И в этом не было ни капли Машиной вины — так ее воспитывали время и общество, в которых она жила. Точно так же время и общество воспитывали Володю.
Маша сердито посмотрела ему в глаза и с вызовом произнесла:
— Зато я слышала, что есть врачи, которые занимаются с гомиками, и они выходят от них нормальными!
— Занимаются с гомиками, говоришь… А чем именно занимаются — ты не думала?
Володя многозначительно замолчал. Он понимал, что, несмотря на злость, которую провоцировало Машино поведение, он должен взвешивать свои слова. И эмоциям нельзя было давать волю — они только навредят.
Он сделал глоток чая и спокойно спросил:
— А тебе не рассказывали, что эти «врачи» калечат психику? Я тоже когда-то считал это болезнью, — он вздохнул, — и очень хотел вылечиться. Потому что это было слишком сложно и страшно. Тем более началось очень рано.
— Рано? Разве твоим первым был не Юра? — перебила Маша.
Сердце кольнуло, когда Володя услышал от нее это имя. До этого Маша называла его только по фамилии.
Володя нахмурился, затем слабо улыбнулся.
— Юра был моей первой и, наверное, единственной любовью. А тот человек, о котором я говорю… Это была не любовь. Это был ужас, я ненавидел себя настолько, что готов был… на самом деле покончить с собой.
Маша охнула, прикрыла рот ладонью.
— Вот видишь! Я же говорю, что Дима хочет…
— Не сравнивай меня тогдашнего со своим Димой! Если ты говоришь, что он пригласил парня к себе и уже целовался с ним, значит, он не один, ему есть с кем разделить свои чувства. Это важнее всего. Наверное, так же, как было у нас с Юр…
— А ты не смей сравнивать моего сына с этим Коневым! — вспылила Маша.
— Да никого я не сравниваю! Ты просишь моей помощи, и я не знаю, чем могу помочь тебе, кроме как показать на своем реально плохом примере, чего делать не следует. А дальше тебе самой решать — попытаешься ты принять его таким, какой он есть, или будешь пытаться что-то изменить. Как помнишь, тогда ты нас с Юрой даже выслушать не захотела…
— Ну а что же делать? — снова отрешенно спросила Маша. — Может, найти ему девушку?
— Ты меня вообще слушала? — едва не взорвался Володя.
— Я не смогу сидеть сложа руки, нужно сделать хоть что-то!
— Маша… — предостерегающе протянул Володя.
Она замолчала, взяла чашку в руки и немного отпила. Володя смотрел на нее, размышляя, и понял вдруг, что так и не узнал ответа на еще один очень важный вопрос.
— Маш, а сам Дима признавался тебе в своем влечении?
Та отрицательно помотала головой.
«Интересно — почему? — задумался Володя. — Если не сказал сам, значит, либо сомневается в себе, либо не готов, либо боится матери…» Мысль, что он может ее просто жалеть, как сам Володя до сих пор жалел свою мать, в голову даже не пришла.
Володя взял ее за руку и пристально посмотрел в глаза.
— Тогда просто оставь его в покое и не лезь.
После этих слов спокойная, притихшая было Маша отбросила его руку и выкрикнула:
— Как не лезть? Я вообще-то его мать!
— Но это не твое дело!
— А чье же? Он еще совсем молодой, он ничего не понимает, он может таких делов натворить, что…
Володе захотелось ее встряхнуть, но он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Это ты ничего не понимаешь, а слушать — не хочешь.
— Нет, я не смогу с этим жить!
— Так и не тебе с этим жить, а ему.
— Я… я не верю! — Она истерически хихикнула. — Материнское сердце не так легко обмануть. Я знаю своего сына, никакой он не гомосек! Я чувствую, что у него это просто баловство, но ты, Володя… Я, может, и могла подумать, что Конев был злопамятным козлом, но чтобы ты… Столько лет прошло… От тебя я такой подлости не ожидала! Ты врешь, чтобы отомстить!
— Если ты так действительно считаешь… — прошипел Володя сквозь зубы, подавляя все сильнее и сильнее закипающую злость. — Тогда нам не о чем говорить.
— Но мы поговорим… — яростно прошептала Маша. — Когда я его вылечу, мы поговорим.
— Ты его только искалечишь!
— Да кто ты такой, чтобы учить меня, как заботиться о моем ребенке?!
Чаша терпения переполнилась. Со слов Маши получалось, будто все плохие, а хорошие только ее «благополучный» сын и она сама.
Володя ухмыльнулся и произнес таким ядовитым тоном, какого от себя даже не ожидал:
— Скажи лучше, почему ты заметила раны на его руках только сейчас? Ты что, раньше не интересовалась его жизнью?
— Что ты вообще можешь понимать! У тебя даже детей нет! А может, оно и к лучшему, а то мало ли кого может воспитать психически больной!