О чем молчит лед

— Мое лишь мне наказывать. Мадуса не полонянка, подруга моя, хозяйка твоя. Коргоной увенчана, королевой через то сделана. Ей миром править, а с ним тобой.

Дева от этих слов дернулась, возмутившись разом и на хозяйку и на подругу, и на выбор Ареса и на то, что наг ее выше всех поставил, на пустяке возвеличил, и тем как черту провел, разделив с родом, кровью родной, миром всем. Он там, она здесь. Он слаб и нагам подвластен. Творят те неправое, а Дуса с ними, заодно, раз подруга, раз коргоной Рарог увенчана. И дивьи теперь ворогами в умах полонян станут вместе с Дусой. И докажи обратное. Хотя видят же все, понимают — полонянка она как все здесь присутствующие и вольна не более чем Арес тот же.

— Вот за то тебя и посекли что сразу то не понял, подругу мою взглядами забижаешь. Должно ли на хозяйку так глядеть? На колени встань и покайся, моли ее о прощении…

— Не надо!..

— Полно, Мадуса. Сказал — будет. Каждый место свое знать должен. Понял ли ты в чьей власти и что делать надобно?

Арес голову склонил, не решаясь на колени встать так же как противиться приказу.

Афина зло на сестру уставилась:

— Нагайна ты, не люд!

— Что я сделала, Финна, за что клянешь?!..

Странник на одного нага глянул и тот хвостом по хребтине девы ударил, свалил на камни, шею обвил, сжимая. Захрипела та, пальцы о чешую царапая вырваться попыталась.

— Что ж вы делаете? — прошептала Дуса не в силах боле наблюдать, как тешатся навьи дети. Но кто б слышал ее.

— Забылась, Афина? — молвил Странник, в синеющие от удушья лицо девы поглядывая. — Разве ж сестра тебе Мадуса? Разве так тебе с ней обходиться должно?

— Нет! — захрипела та, сообразив, что от нее требуют.

— Говори, — милостиво кивнул.

— Прости меня Дуса…

— Не обижена я! Отпустите же ее!! — рванулась к сестре.

— Ну, ну, рано, — придержал ее наг. — Неправду Афина сказала — нет Дусы здесь. А кто перед тобой рабой стоит?

— Ма… Дуса… — захрипела.

— Кто она тебе?

— Хозяйка!..

— Помни о том крепко, — кивнул и головой качнул, приказывая отпустить деву. Хвост разжался и Афина уткнувшись от бессилия в камни и снег, застонала. Странник же на Ареса уставился выжидательно. Парень в снег на колено рухнул, как подкосило его и, голову склонил:

— Прости Мадуса, хозяйка, — прошептал, словами давясь.

Дуса зажмурилась, заплакала: как просто оказывается сломать человека, правь с кривдой смешать и последнюю за первую выдать. Али гордости нет у арьев, али законы предков забыли, страху и бесчестию подчинившись? Силу грубую навью почитая, себя и род свой позорят.

Да и она не лучше — игрушка в руках нага, воли и права лишенная, оскверненная и других сквернить позволившая. Как же выбраться из черноты нагами посеянной? Как не дать разрастись ей в умах и сердцах, не дать кровь, сердце, разум омрачить? Неужто перед силой навьей дух арий склонится? Али ослепли родовичи?

— Прощаешь? — улыбнулся хитро в лицо ей Странник.

— Не забижена, — буркнула отворачиваясь.

— То сейчас, — прошептал. — Срок дай, хлебнешь ты ненависти родичей и познаешь что они тебе, — и объявил Аресу. — Бери любого для ответа.

Парень, не глядя в сторону полоненных ткнул — палец на израненного мужчину указал. Того вывели под роптание и крики пленников.

— Верни ему обиду, — позволил Странник и, угадав возмущение Дусы, в губы ей впился, не давая вырваться наружу словам и крикам.

Целоваться со змеем на глазах всех и в то время когда невинного секут, то для девы худшим из испытаний пристало. В который раз умереть захотелось, и впервые обида шевельнулась: почто не убили ее родичи, почто отец с матушкой к бесчестью ее допустили, к чему растили и учили? Почто Волох молнией в грудь не ударил, Рарог к чему коргону свою вздевала? На то ли Дуса рожена, чтобы зрить как закон предков, мир Лады гибнет и переворачивается с ног на голову то, что ведала дева с детских лет? К чему жить поганого змея теша? Почто жива? Почто сестра родная на нее обижена, в чем винит и как может?

И кто подскажет, что делать, как остановить неправие? Как ржа железо уже ело оно души люда, как зараза распространялось и множилось. Глубока задумка навья, черна как их сердца, но и арий люд виновен не меньше нагов коль мрак со светом путать начал, силе грубой подчиняться, ломать себя и то что отцами и дедами взращено. Достойно радости переживали, почто в беде изменились?

И привиделась ей матушка жарким днем на поляне полной колокольцев веселых.

«Слушай меня дочь милая. Силой силу не поборешь. Тупик то: один силен, другой, и на кажного третий найдется боле крепкий. Победит кто умом и духом крепок, верой стоик. Не каждную битву выиграть можно, но не все проигрыши — проигрыши. Пока хоть один правый жив — правь жива и лада мирует. Крепись Дуса, помни былое, береги его и донеси до детей своих, каким мир наш был. Крутится колесо Сансары, вьет века и суть-и и приспеет время, вернет отжившее, возродит канувшее. Верь в то Дуса, не сдавайся, а коль сдашься, не только себя потеряешь, надежду других погубишь».

И исчезла.

Что то было: морок ли, видение? Матушка ли к ней в за правду приходила. Если так, что не иначе беда с ней приключилась.