73
См.:74
Заметим вероятную смысловую перекличку «ротовушки» «трай» с числом «три», играющим ключевую роль в математической историософии Хлебникова.76
Этого явно не понял американский переводчик Кевин Виндл (Kevin Windle): запевала у него «launched into song in his resonant high-pitched voice:77
Цитируется известная казачья песня «Девица красная»: «С окуня уху я варила, ⁄ С окуня, с окуня ⁄ Уху я варила; ⁄ Уху я, уху я, ⁄ Уху я варила! ⁄ Гришку в гости приглашала, ⁄ Гришку я, Гришку я ⁄ В гости приглашала».79
323 эпиграммы ⁄ Сост. Е. Эткинда. Париж, 1988. С. 37.81
См., в частности:82
Там же. Последний пример обыгрывает не стихи Пастернака, а гоголевские «Руби, козак! гуляй, козак! тешь молодецкое сердце» или примитивные патриотические вирши Сергея Михалкова «1914 год» из цикла «Русские богатыри» (1945).84
Например: «Душу грешную губить <…>». См. также матерную анаграмму в «Девичьей игрушке»85
Сдвиг с фонетическим комплексом «лихую» использовал Саша Черный в сатире «Краснодемон. Совлибретто» на тему лермонтовского «Демона»: «Метель ревет „Интернационал “. Сторож ходит перед калиткой и бьет в чугунную доску:87
Чуткому хлебниковскому уху я бы приписал фиксацию соответствующих грубостей в песне с улицы – «Художниками обУХа». Да и «мощи в штанах» в этом контексте вполне могут отсылать не только к «Облаку» Маяковского, но и к грубому материальному содержимому мужской нижней одежды.88
Прибавим к нашим рассуждениям о «народном песенном подтексте» раннесоветской литературы, связывающем удаль и убийство с эротикой и похабством, несколько стихотворных примеров из более позднего времени, подчеркивающих как незыблемость тыняновского закона «единства и тесноты стихового ряда», так и показательное невнимание к слуху и смыслу отдельных лихих «запевал», бессознательно обнажающих «внутреннюю форму» воспеваемого явления. В повести в стихах С. Спасского «Неудачники» (1929) есть строчки: «Вы были пестоватьЦАРСКАЯ МАРСЕЛЬЕЗА
Литературная генеалогия песни Федора Басманова в «Иване Грозном» Сергея Эйзенштейна