Читаем О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного полностью

О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного

— В гостиной замечательно пахнет яловочными сапогами. Мы очень сдружились с солдатом, и он дает нам поочереди заклеивать языком его собачью ножку. <…> Развеселившись, солдат садится за пианино. Он тычет пальцем в одну клавишу и, подмигивая Аннушке, поет:

А как в городе Покровске случилась беда —Молодая гимназистка сына родила.

Тут Аннушка как-то сразу спохватывается, что уже поздно и надо нам спать. — Вольно! — говорит солдат, и мы идем спать.

На полу детской намечены лунные «классы». Мы лежим и говорим про революцию[662].

Понятно, кстати, почему Аннушка прервала недетскую песню солдата.

В свою очередь, писатель Борис Лазаревский, бывший в 1919 году офицером Главного Морского штаба УНР, а затем сотрудником ОСВАГа, вспоминает эту песню в романе «Грех Парижа» (Рига, 1928):

Начиналось она словами: Как во нашей, во деревне // Сослучилась нова новина.

Тенора и особенно запевало забирались в такие верхи, о каких не снилось никаким композиторам <…> Настасия молодая Сына родила…

И далее:

После команды «песенники вперед», как всегда, начал Иван Бондарчук: Настасия молодая... и двести глоток подхватили «Гей, гей, гей, сына родила» и на секунду Панасюк почувствовал точно удар по затылку и злость его охватила: почему начали именно эту песню…[663]

А канонизирована эта песня была в советской литературе, по всей видимости, писателем и участником Гражданской войны Артёмом Весёлым (настоящая фамилия — Н. И. Кочкуров) в первой редакции главы «Черный погон» из романа «Россия, кровью умытая» (1929), где был изображен корниловский марш:

— Песенники, вперед!

Несколько человек выбежали из строя. Запевала — румяный, улыбающийся Володя — повернулся к полку лицом и, легко отбегая на носках, высоким звонким голосом начал рубить:

Во городе во РостовеСлучилась бедаМолодая гимназисткаСына родила.

Полк ухнул, с невесёлым весельем подхватил и понес по тихой вечерней улице казарменную песню[664].

Эту же песню исполняют в романе кубанского писателя Льва Пасынкова «Заповедные воды» (1931): «Наши хлопцы-рыболовцы / Рыболовили. / Не поймали рыбу-щуку — / Поймали меня, / Рассмотрелись-раздивились: / То мало дитя. / Ой, я-я-я! / То мало дитя»[665].

Эта залихватская песня звучит и в романе «Сыновья» (1935) участника Гражданской войны Августа Явича (псевдоним Семён Пеший):

Одичавшие люди ринулись в переполненные вагоны, они лезли в разбитые окна, целые разбивали, звон стекла смешался с женскими визгом и солдатским сквернословием.

С гиканьем и свистом рвалась лихая песня:

Как у нашею деревнюСлучилась беда,Девка молодая сына родила[666].

Ее же упоминает Сергей Сергеев-Ценский в романе «Зауряд-полк» (1935), говоря о строевом пении ополченцев:

Если шагу придавали некоторую торопливость, неразлучную с представлением о какой-нибудь деревенской трагедии, например о пожаре, требующем общенародного действия, то пели: