О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного

40 лет тому назад на 16-й полосе любимого бабушкой и мною «Клуба 12 стульев» в «Литературной газете» было опубликовано мое первое стихотворение. Вышло оно в подборке «Юное дарование», на сопроводительной картинке к которой буква «Ю» была изображена в виде соски. В редакторской колонке сообщалось о том, что эта подборка подвела итог конкурса юных сочинителей, в котором «состязались в остроумии 433 конкурсанта в возрасте от 13 до 35 лет, приславшие более 2,5 тысячи произведений...» (на самом деле — по крайней мере, в моем случае — стихи были отправлены отцом юмористу Аркадию Инину, который поделился ими с заведующим отделом сатиры и юмора газеты Виктором Веселовским).

Подборка начиналась со стихотворения «юной поэтессы» Ирины Путяевой (впоследствии члена Союза писателей России и даже академика Академии российской словесности):

О ЛЮБВИ НЕ ГОВОРИ

Любимый! Лучше мне не прекословь.

Я своего достигну непременно.

Лишь там, где оступается любовь,

всегда свое успеет взять измена.

Твой каждый шаг хочу предугадать,

когда в себе не знаю, что таю...

Готова душу дьяволу продать

Лишь для того, чтобы понять твою.

В свою очередь, мои стихи, далекие от высоко жертвенной лиричности приведенных выше, были аттестованы как произведение «сверхъюного дарования», которому щедрый редактор, как Бог Авраму, добавил в имя дополнительную букву — «Илья Винницкий (sic! — И. В.; 12 лет, 6-й класс, стихи написаны в десятилетнем возрасте)». Вот они (название было дано редактором; я, по­мнится, к этой сатире на советский коллективизм относился со всей сверхъюной серьезностью):

ШУТКА

Я гулял на улице

И увидел курицу.

Говорю я курице:

«Ты чего на улице?»

Отвечает курица:

«Я того на улице,

Что другие курицы

Тоже все на улице».

На следующий после публикации день я проснулся знамени­тым. Бабушка, до того заведшая целую тетрадь моих творений под названием «Леша Виницкий. Пробы пера», вырезала из «Литературки» 16-ю страницу с моим творением и вложила ее в свою сакральную папку стихотворений (там, где были Надсон, Ахматова, Гюго, Брюсов, Вера Инбер и Евг. Евтушенко). Папа и мама рассказали всем знакомым об успехе сына. Но счастье оказалось мимолетным и испорченным. На уроке математики наша язвительно прямая, как вектор, математичка Валентина Васильевна Соколова по прозвищу ВВС высмеяла мои стихи, указав, что рифму «улица — курица» я заимствовал из какого-то ее монолога на уроке.

Это обвинение повергло меня в отчаяние («как я страдал!» — как писал много лет спустя в лирической повести о своей главной любви мой университетский друг-прозаик). Об этих стихах и связанном с ними прозвище «сверхъюное дарование» я поста­рался поскорее забыть, но новые («Дом с белыми колоннами, как ножки танцовщиц»; «Билась смерть о смерть, билась рать о рать...») опубликовать не удалось. В итоге из поэтов мне пришлось пере­квалифицироваться в филологи и написать книгу о катастрофи­чески плохой поэзии и ее эпониме графе Дмит­рии Ивановиче Хвостове (в последней я, правда, упомянул о своем курином дебюте, но только в качестве надрывного признания в грехе). Курокрад

И вот буквально накануне Нового года совершенно неожиданно и бесповоротно мои сверхъюные творения вернулись в орбиту моей жизни. Но в каком виде и в каком контексте!

В сетевой библиотеке я наткнулся на вышедшую в 1995 году книжку под привлекшим мое внимание названием «Мой папа — аферист» (она же «Зачарованный киллер»). Я, как некоторые мои друзья знают, изучаю литературных аферистов и мисти­фикаторов. Смотрю я на экране первую попавшуюся страницу и вижу... свои стихи в новом свете. Героиня повести расска­зывает:

Я сегодня стихи написала. Это страшная тайна, что я стихи пишу. Об этом даже Ленка не знает. Я стихи написала про курицу. У нас кое у кого живут курицы, яйца несут. Яйца у нас дорогие очень, один рубль пять штук. И они невкусные, они рыбой пахнут, потому что куриц селедкой кормят. <...> Я стихи написала, будто я мальчик.

Вот они.

Вышел я на улицу

И увидел курицу.

Я спросил у курицы:

— Ты чего на улице?

И сказала курица:

— Я того на улице,

Что другие курицы

Тоже все на улице.

Я люблю себя кем-то представлять. Мальчишкой, или волшебницей, или эвенком. Вот если бы я была эвенком, я бы очень любила оленей, хотя я их и так люблю.

Автором этой книжки значился некий В. И. Круковер. Я решил поискать информацию о других его творениях и, к своему еще большему удивлению, обнаружил, что моя детская курица произвела на этого неизвестного мне сочинителя неизгладимое впечатление. В его недавнем мистическом романе под названием «Извращение желаний» один скромный герой читает мои стихи нечистой силе! Вот:

Дымчатый галстук умчал на кухню. Галстук с полосками тихонечко стал у стены. А скромняга, продолжая ковырять ножкой, начал читать с выражением:

Вышел я на улицу

И увидел курицу.

Я спросил у курицы:

— Ты чего на улице?

И сказала курица:

— Я того на улице,

Что другие курицы

Тоже все на улице.