Михаил Ильич приобрел дом у наследников почившего оперного тенора. Дом был в плачевном состоянии, и отдали его за копейки. Дед привел его в божеский вид, пристроил веранду. Баньку возвел. И все своими руками. Потом еще участок бесхозной земли купил, договорившись с администрацией. На нем поставил ульи и курятник. Несушки у него были знатными, а все потому, что он покупал шикарных петухов. Смеясь, говорил, что все бабы любят красавцев и куры тоже. А если они довольны, то и несутся лучше.
Коля зашел в дом. Ильич не запирал дверь, поэтому не пришлось звонить или стучать.
Старик сидел в кухне, попивая чай. На коленях кот. В ногах коротконогая дворняга. Последнюю Коля знал. Звали ее Шурой. Дед подобрал ее кутенком. Думал, вырастет большой и будет дом охранять. Но Шура только в младенчестве походила на овчарку. Повзрослев, превратилась в толстую псину на крохотных лапках.
– Дедуля, привет, – поздоровался с Ильичом Николай.
– Здорово, внучок. Чай будешь?
– Не откажусь.
– А оладьи?
– Фирменные? С вареньем из китайки?
– Со сливовым. То кончилось.
Николай закивал. Дед пек удивительно пышные и вкусные оладьи. Варенье тоже сам варил. Получалось изумительно.
– Или медку хочешь? Могу и его достать.
– Как бы не слиплось у меня. Варенья достаточно будет.
– Тогда я тебе баночку липового с собой дам.
– Да у нас есть еще.
– И что? Вот помру, где будешь брать? Не на ярмарке ж меда во Дворце культуры. Там такую дрянь продают.
– Умирать вам, Михаил Ильич, рановато, есть у вас еще дома (и не только) дела, – перефразировал Коля старую песню.
– Вот Мишку, – Коля назвал сына в честь деда, – в первый класс отведу, и можно со спокойной душой…
– Нет, дед, нельзя. У тебя, кроме нас, родственников, собака, пчелы, куры… И еще новый питомец, – он кивнул на кота.
– Нет, этот хиппи не хочет иметь дом. Бродит от двора к двору. – Старик снял кошака с колен, пересадил на стул. – Ты по делу или просто так?
– Пожалуй, по делу.
– Я так и думал.
– Потому что я заявился без предупреждения?
– Лицо у тебя озабоченное. Рассказывай, что случилось.
– Труп нашли у водонапорной башни. Судя по всему, жертву столкнули. Потерпевшая – женщина. И она сестра Родиона Эскина.
– Мальчишки, что покончил с собой лет двадцать назад?
– Помнишь его?
– И его, и дело. Оно было моим последним. Закрыв, ушел на пенсию.
– Парень точно на себя сам руки наложил?
– Доказательств обратному не нашлось. – Дед принялся греть оладьи на большой чугунной сковороде. В нее кинул кусок сливочного масла и накрыл крышкой. – Но предсмертной записки не оставил, и это заставило его мать думать, что парня убили.
– Он сбросился с высоты или утопился?
– Сиганул с башни. Но берег тогда крутым был, и Родион, кувыркаясь, свалился вниз, упал в воду. В ней пролежал часов десять. Его не унесло, камыши помешали да коряги.
– Ему лет пятнадцать было?
– Да. Родя подавал большие надежды. Был невероятно талантлив, артистичен. Занимался в актерской студии, выступал на сцене, снимался.
– Снимался? – переспросил Коля.
– В «Ералаше» и в какой-то рекламе мелькнул, когда постарше стал. Жвачки, что ли. Он был на самом деле очень перспективным. Художественный руководитель студии не мог на него нарадоваться.
– Как зовут того руководителя?
– Павел Печерский. Актер, режиссер. Он живет в «Лире».
– Не знаю такого…
– Потому что ты спортом занимался, а не театральным искусством. И смотрел боевики с Ван Даммом. Печерский же снимал детские фильмы. Но в прошлом веке. В середине девяностых он отошел от дел, переехал в «Лиру» и стал тут заниматься с подростками. Вел кружок. На энтузиазме, потому что платили ему копейки. Ставил спектакли, даже снимал короткометражки. Он-то и пристроил Родиона в рекламу, как и в «Ералаш». И других своих подопечных пропихивал, но те не дотягивали до нужного уровня.
Оладьи нагрелись, стали потрескивать. Дед снял с огня сковородку. Разлил чай по кружкам. Достал сметану и варенье. Накрыл на стол.
– У парня началось головокружение от успехов? – спросил Коля, цапнув оладушек, лежащий сверху горки.
– Возможно. Мы так и не поняли, почему он покончил с собой. Наверное, это был порыв души творческой, мятущейся, еще до конца не сформированной личности. На водонапорной башне, откуда Родион спрыгнул, было последнее выступление. На Дне города они с ребятами из кружка ставили спектакль. Что-то романтическое. Родя играл принца или мореплавателя, девочка, занимавшаяся с ним, его возлюбленную. Они дружили. И кто-то думал, что между ребятами романтическая связь. Быть может, так и было. Но девочка это отрицала.
– А что ты можешь сказать о его сестре?
– Ничего. Я ее не помню. Только мать. Она всю плешь мне проела. Не верила, что сын с собой покончил. Она, кажется, покойная уже?
– Да. Скончалась от инфаркта.
– Выходит, никого из семьи не осталось. Печально.
– Но сестру Роди, Киру, убили.
– Не рано ли выводы делаешь?