О чем молчит ветер

Он не ошибся, Бонд, свернувшись калачиком на диване, спал. Из-под фуфайки, которой он накрылся, торчала лысая голова. Евгений был маленьким и худым, поэтому его согнутое тельце легко пряталось под коротким ватником. Однако этот гномик мог перепить здоровенных омоновцев. На День милиции даже соревнования устраивались. Но Бонд оставался абсолютным чемпионом. Коля считал, что он мухлюет. Имея медицинское образование и огромный опыт работы не только патологоанатомом, но и фармацевтом (с этого начинал, но заскучал и переквалифицировался), Бондарев пропивал что-то перед алкобатлом. Не съедал кусок сливочного масла, как делали это непрофессионалы, не пил активированный уголь, а варганил себе какое-то чудо-средство. Спросил как-то, правда ли, но Бонд, как говорится, в отказ пошел.

Коля подошел к спящему и потряс его за плечо.

— Идите в пень, — пробормотал тот и, съежившись еще сильнее, накрылся фуфайкой с головой.

Грачев сорвал ее и гаркнул:

— Бондарев, подъем!

Тот не прореагировал. Тогда Коля взял его, поднял с дивана и встряхнул.

— Грачев, ты, что ли?

— Я.

— Чего тебе надо?

— Поговорить.

— Положи меня назад, я через три минуты встану. А ты пока сделай кофе мне и себе.

— Где санитар?

— В отключке.

— Кто бы сомневался, — вздохнул Коля и, вернув Бонда на диван, направился к кухонному столику.

На нем чайник, плитка, кастрюлька и сковородка. Бондарев сухомяткой не питался, как и лапшой быстрого приготовления. Любил пельмешки, гречку с сосисочкой, яичницу, гренки, пожаренные на сливочном масле. Продукты хранил в одном из холодильников для трупов. Естественно, в специальном контейнере. Готовил еду быстро, а поглощал медленно, со смаком. И испортить аппетит Бонду было невозможно. Как-то привезли тело бомжа, провалявшегося в канализационном колодце неделю, так он не обратил на него внимания до тех пор, пока не доел хинкали.

Когда Грачев сделал кофе, Бондарев поднялся с дивана. Лицо гладкое, не опухшее со сна. Мужику за пятьдесят, он пьет часто и много и выглядит при этом молодцом.

— Не устаю удивляться тому, как ты, Бондарев, умудряешься так хорошо сохраняться, — не смог не отметить это Коля. — Я тебя семь лет знаю, а ты нисколько не изменился…

— Это потому, что я веду правильный образ жизни!

— Это ты-то?

— Конечно. Я, во-первых, нахожусь в гармонии с собой. Во-вторых, основную часть времени провожу в холоде, а низкие температуры продлевают молодость, это тебе любая голливудская красавица скажет. В-третьих, я пью только спирт, а курю редко и лишь на трезвую голову.

Он выдвинул ящик кухонного стола, достал из него конфетки. Обычные карамельки, Бонд предпочитал их. Бывало, его благодарили шоколадом и коньяком, он либо эти презенты передаривал, либо выменивал на «Лимончики» и «Рачки» или на домашние заготовки. Спирт закусывать хрустящими огурчиками и мясистыми помидорчиками ох как хорошо. Грачев дал время Жене на то, чтобы сгрызть одну карамельку и сделать два глотка кофе, после чего задал вопрос:

— Что можешь сказать по Эскиной?

— Да ничего особо…

— Как так? Ты же с ней возился до трех ночи.

— Да, но это с ее смертью не связано. Точнее, могло бы, но…

— Слушай, если собираешься рассусоливать, пошли ко мне в кабинет, — прервал его Коля. — У меня там уютнее. И есть нормальный кофе, а не эта бурда.

— Вот ты осел! Это «Эгюсте спешл». Пятьсот рублей стограммовая банка.

— Очень крепкий и какой-то кислый.

— Насыщенный и с букетом. А не то что вы, дураки, пьете. Разбавь и сыпани сахара.

— То есть мы остаемся тут? Тогда четко и по делу. Я у тебя тут долго не могу находиться.

— Топай тогда к себе и жди результатов. Разбудишь, понимаешь…

— Евгений Максимович, не вредничай. От тебя очень многое зависит. Поэтому пришел, как к святым местам.

— Ладно, — расплылся в улыбке Бонд. Он, как все низкорослые мужчины, был тщеславен. Поэтому и рубился в алкобатле с молодыми и здоровенными омоновцами. — У нашей барышни-покойницы был рак последней стадии. Метастазы по всему телу. Я увлекся, выискивая их. Цинично звучит, но я просто разгадывал головоломку. Типа, найди на картинке пять котов. А там только один виден. И вот ты начинаешь всматриваться…

— Да, понимаю. То есть она умирала?

— Ей оставалось недолго. Легкие, почки, желудок — все было поражено.

— И она могла об этом не знать?

— Ты знаешь, могла. У нее был очень агрессивный рак. Рак-орда. Налетел, захватил один орган, потом другой, третий. Она не лечилась, это точно. Следов операций нет. Как и химиотерапии. В желудке нерастворенная таблетка обезболивающего — и все.

— В квартире, где она жила последнюю неделю, мы не нашли никаких лекарств, кроме обычных. В аптечке стандартный набор: цитрамон, аспирин, кетанов, мезим… Женщину не насиловали?

— Нет. И не били особо. Применяли силу, да. Хватали, толкали, волокли. Но все серьезные повреждения тела, на мой взгляд, получены при ударе о землю.

— Анализ материала из-под ногтей…

— Будет позже.

— Что ж. И на том спасибо.

— И на том, — передразнил Бонд. — Я за двоих впахиваю, между прочим. И за криминалиста, и за патологоанатома.