О чем молчит ветер

Мы вернулись из Москвы, и я попытался все забыть. Гонорар за съемки я получил. Правда, не тот, что обещали. Павел сказал, что пришлось отказаться от части, потому что извращенцы сняли-таки на видео свою оргию, и он заплатил за то, чтобы запись уничтожили. Я принял это. Лучше получить меньше, но знать, что на тебя, голого, не пялятся старые похотливые козлы.

То было зимой. Весной мы начали репетировать постановку по мотивам «Юноны и Авось». Маэстро решил устроить грандиозную премьеру. Сценой придумал сделать водонапорную башню. До этого мы на ней тоже играли. Но показывали смешные сценки в День защиты детей и такие же шуточные представления в День Нептуна.

Маэстро хотел пригласить деятелей театрального искусства и кинопроизводства из столицы. Действующих, а не тех, кто осел в «Лире». Мы все воодушевились. За роли, даже третьего плана, велась борьба. Да и на главную претендовал еще один парень, Марк. Он красавец и хорошо поет, но Маэстро поставил его на подмену. Я все еще был его любимчиком!

Все покатилось под откос, когда я отказался сниматься в очередной рекламе. Павел увещевал меня долго. И так, и эдак уговаривал. Рисовал радужные карьерные перспективы, обещал, что ко мне будут относиться с уважением, а заплатят так хорошо, что я смогу купить телевизор «Сони» и видак. Но я не дал себя уболтать. И вместо меня в Москву поехал Димка, наш белокурый ангел, которому доставались роли сказочных персонажей обоих полов. Вернулся он в Приреченск в модном прикиде и с большой суммой денег. Правда, рекламу с ним мы так и не увидели, тогда как мою показывали.

Димка вскоре перестал ходить в нашу студию. А в конце августа он уехал в Москву. Якобы учиться в колледже. Но я видел, что его увозит дядька в возрасте на дорогой машине. Мне он показался похожим на одного из тех, что на моих глазах совокуплялись, но я могу ошибаться.

Когда до премьеры оставалась неделя, мы переместились из актового зала на башню и продолжили репетиции там. Маэстро смотрел на нас снизу и был по большей части недоволен нами. То не так повернемся, то тихо подадим реплику, и ее унесет ветер, то недостаточно близко к краю встанем… А нам страшно! Высота приличная, а у Марго фобия. Я помогал ей чем мог. Поддерживал и морально, и физически — подавал руку, если видел, что у нее начинается паническая атака, мог обнять. На меня тогда ополчились ее поклонники. И, как мне казалось, Маэстро. Я думал, он ревнует, поэтому и сердится.

Никогда он не был со мной так строг, как в тот период.