О чем мы говорим, когда говорим об Анне Франк

— А ничего, что вы курите травку из банки, в которой были некошерные конфеты? Мне просто интересно.

Точно такой же вопрос крутился и у меня в голове.

— Она и в Фейсбуке торчит, — говорю я. — Это им тоже нельзя. Неправильные какие хасиды!

И мы все хохочем.

— Ну во-первых, мы ее не едим. Мы ее курим. И даже если б ели, трава была с банкой в холодном контакте, так что, скорее всего, можно, — отвечает Шошана.

— В холодном контакте? — переспрашиваю я.

— Ну да, — говорит Шошана. — Да ладно вам, давайте, вставайте. Алле-оп!

Они оба протягивают нам руки и помогают встать.

— Идемте обратно на кухню, — зовет нас Шошана.

Мы снова усаживаемся за столом.

— Я хочу сказать, — начинает Марк, — что это нас, хасидов, больше всего и достает. Это еще хуже, чем все гадости, которые про нас говорят: за нами еще и следят все. Нет, правда, куда бы мы ни пошли, народ наблюдает. Ну просто полиция нравов в полной готовности к аресту.

— Люди с улицы! — восклицает Шошана. — Пару дней назад, по дороге из аэропорта, останавливаемся у Макдональдса. Юри идет в туалет. Подходит к нему тракер один и спрашивает: «А что, вам можно сюда ходить?» Представляешь, прямо так и спрашивает.

— Врешь, — не верит Дебби.

— Не вру!

— Меня это все даже забавляет, — говорит Марк. — У нас в Иерусалиме, например, есть мормоны. У них там своя база, семинария. Есть уговор с правительством: они могут там находиться, но не могут проповедовать. Никакой вербовки. Ну вот, я веду дела с одним из них.

— Мормоны из Юты? — удивляется Дэбби.

— Из Айдахо. Моего друга зовут, не поверишь, Джебедайя.

— Нет, правда, Иерушам и Шошана, — отвечаю я, — Джебедайя — очень необычное имя.

Марк на это закатывает глаза и передает мне остаток сигареты. Не спрашивая разрешения, он встает, берет банку с травой и лезет в сумку Лорен за следующим тампоном. Видно, что он чувствует себя совсем как дома. Мне, напротив, как-то не по себе, и даже больше, чем в случае с хлебом — пришел в гости, понимаешь, и выкуривает всю травку из запаса сына. Дэбби, кажется, того же мнения, потому что она заявляет:

— Рассказывай дальше. А я потом позвоню Тревору, как бы он не вернулся в ближайшее время.

— Хорошая мысль, — поддакиваю я.

— Вообще, нет. Я велю ему идти домой сразу после тренировки. Или я разрешу ему поужинать с друзьями, но велю вернуться к девяти, ни минутой позже. Тогда он будет меня упрашивать разрешить ему гулять до десяти. Если я буду с ним категорична, мы в порядке.

— Да, — поддерживаю я Дэбби, — отличный план.

— Ну вот, когда Джеб приходит к нам и усаживается есть, он наливает себе кока-колу, и я устраиваю ему религиозный допрос, ну просто не могу удержаться. Я говорю ему: «Слушай, Джеб, тебе разве можно? Вам что, разрешается пить кока-колу?» И так каждый раз. Не могу удержаться. Свои собственные правила мы часто нарушаем, но за другими следим строго!

— Так можно им кока-колу? — интересуется Дэбби.

— Не знаю, — отзывается Марк. — Джеб обычно отбивается одной фразой: «Это кофе нам нельзя, и вообще не твое дело!»

— Что происходит в Иерусалиме, остается в Иерусалиме, — цитирую я рекламу.

Хотя там, в Израиле, эту рекламу крутить нельзя, потому что там с нее никому не смешно.

Тут Дэбби опять о своем, просто не может удержаться:

— Вы слышали о скандале? Мормоны пересматривают список жертв Холокоста!

— Как в «Мертвых душах» — поясняю я, — как у Гоголя, только по-настоящему.

— А это в обязательном чтении? — спрашивает Марк. — Для хасидов или еще в школе?

Спрашивая, он передает мне сигарету, и его слегка агрессивный вопрос звучит смешно. Затем, потому как одно другому не мешает, он наливает себе выпить.

— Они взяли списки погибших, — продолжает Дэбби, — и стали их обрабатывать. Перевели погибших евреев в мормоны. Шесть миллионов людей обратили в мормоны против их воли!

— И это тебя волнует? — спрашивает Марк. — Вот от этого у американской еврейки бессонница?

— О чем ты? — не понимает Дэбби.

— А я вот о чем…

Но Шошана его останавливает.

— Не надо объяснять, Юри. Оставь все так, пожалуйста.

— Ничего, мы справимся, — настаиваю я. — Нам даже интересно. Эта штука, — я тычу пальцем с сторону жестянки с травой, — прояснила наши умы. Мы во всеоружии для самых возвышенных размышлений.

— Самых возвышенных, потому что мы просто улетели, — без грамма шутки, серьезно произносит Дэбби.

— Сын ваш — хороший вроде парень…

— Не надо об их сыне, — просит Шошана.

— Не надо о нашем сыне, — поддакивает Дэбби.

Тут уже я перегибаюсь через стол и беру ее за локоть.

— Говори о сыне, — требую я.

— Я не вижу в нем еврея.

— Как ты можешь? — возмущается Дэбби. — С ума сошел!

На реакцию Дэбби никто не обращает внимания, потому что все просто уставились на меня, так громко я хохочу.

— А что такое? — спрашивает Марк.

— Не видишь в нем еврея? — восклицаю я. — Ну конечно, у тебя — шляпа, борода, эти огромные башмаки. Попробуй-ка соответствовать такому еврею. Это как бы Оззи Осборн или ребята из Kiss заявили Полу Саймону: «Что-то ты не очень на музыканта похож…»