Старый вожак тьяров Небе ждал возвращения своей дочери очень долго, но не дождался. Печаль тонкой красной струйкой текла от почти исчезнувшей точки, которой стала Ахха. Небе давно уже не стало. Старые тьяры уснули и растворились в чистой Энн. Пока не появилась эта тонкая красная нить. К ней, как к магниту, медленно перемещаясь, притягивались частицы чистой Энн, бывшие когда-то тьярами. Никого из них не осталось: ни Небе, ни Аххи. Моноло внезапно понял, что единственное, что существует — это красная тонкая нить. И эта нить — путь к их общему спасению. Не медля больше ни секунды, он осторожно взял нить в руку. Лапы? У него раньше были лапы? Нет! Теперь у него руки. Он повел пальцами по живой нити, вокруг которой вихрем изумрудных огоньков обвивались воспоминания древних тьяров. Одно воспоминание, которым когда-то был Небе, легко подтолкнуло Моноло. Этого хватило. Моноло полетел, сверзаясь будто в черную дыру, но так же бережно касался спасительной красной нити.
Конец времен
На планете Укапенг тьяры уже давно ждали его. Джали — тоже. Они стояли все вместе, одной толпой, на островке зелени перед последним маленьким озером, жадно прильнув к исчезающей воде. Это было все, что осталось от Укапенга. Пустыня проглотила планету, ее пески стекали в бездну, и из этой бездны внезапно возник Моноло с красной нитью в руке.
Тьяры поняли, что перед ними он — Моноло. Несмотря на то, что вместо лап у него было три пары рук. А вместо гривы — три головы. Тьяры обратились в слух. Эйно, уже не молодой, а достигший зрелости тьяр, привел весь прайд к этому месту. Рядом стояла Аджара — его жена. Вместе они обратились к Моноло.
— Тебя не было шесть лет. За это время почти все тьяры погибли. Старого Ву уже нет в живых. От нас осталась лишь маленькая горстка. Все, кто выжил, и джали, и тьяры — теперь одна стая. Мы научились обходиться без еды. Почти. Сразу после твоего внезапного ухода стая выбрала Аджару вожаком. А Эйно — ее верным спутником и мужем. Зачем ты пришел сейчас, когда мы на краю неотвратимой пропасти? Нам уже не помочь, слишком малы оставшиеся силы.
— Я знаю, — так отвечал Моноло, — что мы все неотвратимо погибнем. По одиночке. Есть один лишь шанс, чтобы мы не исчезли бесследно! Эта красная нить — печальное воспоминание Аххи, тоска по пространству Энн и ее отцу Небе. Нить приведет нас в изначальную обитель, так сильно было стремление Аххи обратно. Но я не знаю, какими мы вернемся туда.
— У нас есть выбор? Либо по одному исчезнуть в бездне, либо вместе превратиться в космическую пыль, взявшись за твою нить?
И вдруг заговорил старый Небе. Тьярам показалось, что голос его звучит у каждого из них внутри. В изумрудно-багряном небе погибающей планеты Укапенг возникали его слова.
— Будьте готовы, добры, уверены. Пропустите сквозь себя красную нить печали матери вашей, Аххи. Доверьтесь ей, потому что кроме красной нити печали в матери вашей есть изумрудная нить безграничной любви. Это и есть — Энн. Доверьтесь, чтобы, пройдя вслед за печалью, узреть и обрести любовь.
Тьяры один за другим поднимали свои лапы с рушившихся песков умирающего Укапенга, вкладывая друг другу красную нить Аххи. Они знали, что внутри у каждого из них только что прозвучали одни и те же слова. Еще они знали, что больше никогда не увидят друг друга — в настоящем обличье. Они были готовы к переходу.
Красная нить прошла сквозь цепочку тьяров, и джали тоже схватились за нее, подчиняясь естественному стадному инстинкту самосохранения и следования. В этот момент последний островок, оставшийся от планеты Укапенг, рухнул в черную бездну сверзающегося песка. В этот момент все вокруг — тьяры, джали, вся планета — перестали существовать.
Перестали существовать здесь, а в пространстве чистой Энн возникли две нити — красная нить печали и изумрудная нить любви. Между ними, как мостики, перекинулись золотистые перемычки воспоминаний, оставшиеся от ушедших тьяров и джалей. Лишь Моноло возник в своем виде. У него было шесть рук, шесть ног и три головы. И все они пели песню утробным низким голосом, отбивали ритм последнего танца. Чистая Энн впитывалась в золотые ячейки красно-изумрудной нити воспоминаний. Нить обвивалась вокруг возродившегося живого сердца Энн. Допев свою песню до конца, Моноло замолчал и шаг за шагом стал удаляться в край бесконечности по нити, как по дороге. Он исчез. Время ушло вместе с ним.