Мидир не отпускал ее даже обмыться, очищая ее тело магией. Он не понимал, почему так желал именно ее, всей своей звериной натурой, до судорог, до дрожи — да и не хотел это понимать… И Этайн вновь и вновь таяла в его объятиях.
Встали они куда позже обеда.
— Но как… — Этайн, уцепившись руками в серый мех одеяла, потерянно оглядывала сброшенную одежду.
Одеваться без слуг было явно непривычно для нее, и она не ждала, что Мидир поможет ей с порванной шнуровкой. И впрямь — королева. Этайн готова была голодать и мучиться от жажды, но не просить об одолжении.
Мидир погладил ее плечи, шепнул в ушко:
— Посмотри на одежду и задержи на ней взгляд дольше пары вздохов.
Блио, рванувшись серой тенью, вновь тесно обняло стройный стан, заструилось прохладным шелком.
— Раздетой ты мне нравишься больше. Но я не готов драться со всем Двором сегодня! — Мидир надел на рыжую голову обруч и застегнул на запястьях широкие браслеты. — За прическу тоже беспокоиться не стоит.
Ощущая ее неуверенность, попросил замок о зеркале. Черная стена отразила земную женщину и волчьего короля, стоящего за ней.
Этайн провела ладонью по упругим локонам в серебристых искрах, дотронулась до сверкающих льдистым блеском сережек. Помедлив, коснулась пальцами губ, словно проверяя, ее ли это отражение.
— Нет, моя дорогая. Тебя я не менял! Та чаровница с огненными волосами и хризолитовыми очами — это ты!
— Ты читаешь мои мысли?!
Мидир покачал головой. Этайн вздохнула:
— Это я… верю. А этот высокий незнакомец с обольстительной улыбкой и серебряными глазами, прекрасный, как сам грех — правда, мой муж? Не верю.
— Ты бы хотела такого?
— Я такого люблю… — прошептала женщина, и их выход из королевской опочивальни опять задержался…
Мидир вывел Этайн на южную галерею, с которой хорошо был виден внутренний двор, и порадовался ее восхищению. Молодые волки, выстроившись в восемь рядов, слаженно и четко отрабатывали удары. Потом, повинуясь хлопку Алана и короткому приказу, разбились на пары и подхватили длинные палки. Траур трауром, но занятия никто не отменял.
Правда, некоторые сбивались. Видимо, Этайн, стоящая рядом с Мидиром в серебряном обруче королевы, отвлекала волков от боя.
— О! — поразилась Этайн, разглядев у некоторых под строгой одеждой женские формы.
— Да, женщины-воины у нас тоже есть. Как ваша королева, Боудикка, в честь которой назвали твою бабушку.
— Я тоже умею стрелять! — заблестела глазами Этайн. — Она меня научила!
— Очень надеюсь, это умение тебе никогда не пригодится.
Мэллин, появившийся словно из ниоткуда, произнес:
— Достанет и того, что вы пронзили сердце нашего короля.
— Мэллин! — рявкнул Мидир. Мало того, что ослушался приказа, так еще и на глаза показался, строптивый паршивец!
Этайн, прикрыв рот рукой, еле сдерживала смех. Мидир старался подобрать такие слова, чтобы развернуть брата и заставить его исчезнуть. Сегодня он не желал семейного общения!
— Можете пострелять в меня, моя королева, — склонился Мэллин, вытащил красное яблоко из кармана и положил себе на голову. — А если вы промахнетесь и убьете меня, никто не расстроится, — поклонился, подхватил яблоко и хрупнул им как конь. Выговорил сквозь мешанину во рту: — Все лишь вздохнут с облегчением.
Этайн перестала смеяться:
— Принц Мэллин, нет! Я уверена, вы не правы! Постойте, принц…
Но он скрылся так же внезапно, как и появился. Мидир лишь пожал плечами в ответ на недоуменный взгляд Этайн.
— Го лер*! — раздался со двора резкий окрик Алана, и волчий король обернулся.
Один из волков упал, сжимая вывернутое запястье. Второй отбросил палку, вскинул подбородок, метнув взгляд на галерею. Калечить в потешном бою воспрещено, первое правило, которое все знали. Взметнулось пламя жаровни, волк потянулся к крючкам дублета… Слишком гордый, слишком торопливый. Скинул рубашку и, разведя руки, повернулся вокруг.
Словно красуется, пришло в голову Мидиру. Хорош, как все волки. Пожалуй, как немногие, прищурился Мидир по-новому. Литые мышцы, разгоряченные схваткой, играли под белой кожей, длинные иссиня-черные волосы, не подхваченные в косу, были небрежно отброшены назад.
Молодой волк поднял взгляд на Этайн, сверкнул желтизной даже на солнце, и Мидир поразился чужой дерзости.