О чем поет вереск (СИ)

— Я сожалею, что задуманные обманки не пригодились для галатов. И нет.

Брат же ваш…

— Нет. Нет, нет и нет!

— Мой король, ваше слово. Но я о другом беспокоюсь. Любовь Этайн прекрасна, прекрасна в своей силе. Но она неизменна. Когда Этайн узнает правду…

— Не узнает! А скажи ей кто… — притянул к губам Мидир пальцы Этайн, порадовался улыбке. — Не поверит.

— Я повторю то, что говорил не единожды: пусть она узнает от вас про обман. И чем раньше, тем лучше.

***

— Что… — пошевелилась Этайн, согрела дыханием шею.

— Ничего, моя радость. Ничего. Хватит слов и огорчений.

Усталость двух недель боев накопилась, и он только хотел обнять Этайн. Но… Желание привычным огнем разлилось по венам, и Мидир тут же забыл и об упрямом советнике, и о глупом, не в меру болтливом волке. Была только женщина, покорная ему. Прильнул к доверчиво приоткрывшимся губам. Зарылся одной рукой в медные волосы, другой — притянул гибкую и сильную спину, ощутил знакомый изгиб, две забавные ямочки подле крестца. Потом спустился ниже, еще ниже, в два движения подхватил за ягодицы, поднял на стол. Не хотелось никаких изысков, просто — ощутить ее тепло.

Провел рукой по шелковой внутренней стороне бедра, так, как нравилось Этайн, приподнял колено повыше, и она ахнула тихонько.

Он осторожно, заглушая шум в ушах, приспустил кружевной лиф, провел приоткрытыми губами по плечу, с каждым поцелуем все больше ощущая ее желание, ее трепет. Ее любовь.

— Скажи мне, — прошептал Мидир, не отрывая взгляда от потемневших зеленых глаз. — Скажи мне, мой Фрох.

— Иногда слово все-таки надо услышать? Мне тоже. Мое сердце… Люблю тебя, люблю, люблю!

Потом была мучительная нежность и предательский стук сердца, почти заглушивший вину. Падение в бездну, куда он летел вместе с любимой…

Всхлипы Этайн на его плече слышались отдаленной мелодией. Плывя в мареве этой мелодии, в безумстве единения, он услыхал отчаянный шепот:

— Ты… тоже. Ска-жи… Ты никогда не гово…

— Мо гра*, Этайн, — вырвалось быстрее, чем он успел остановить себя. Последний луч солнца резанул по глазам багрово-красным.

Она ни разу не спрашивала, сначала сомневаясь, потом приглядываясь, потом молча доверяя. А он обещал выполнить любую ее просьбу! Увидев, как засияли глаза Этайн, добавил знание, тщательно скрываемое от самого себя, кажется, с первых дней их знакомства.

— Я уже очень давно люблю тебя.

Золото плеснуло в волчьих глазах и отразилось в зелени людских.

Это странное чувство поглотило его полностью, как побеги вереска, заполонившие беседку не хуже вьюнка. Земной вереск растет кустами, но этот, прижившийся в Нижнем, решил жить по своим законам. И сейчас розовые побеги насмешливо качались подле них.

Затем они замерли, вернее, замер весь мир. Потом опять потянуло, завертело дикое желание, соединило, а потом отбросило, развело обоих, но Мидир уже не хотел и не мог расставаться. Вцепился в Этайн, как в якорь, что только и удерживал его от срыва туда, вниз, где нет сознания, где нет ничего, кроме холода ночи, куда он так часто заглядывал в последнее время, куда он все равно упадет однажды. Этайн помогала ему ощутить жизнь, она удерживала его собой, своей любовью. И её зубы на его плече, и ее пальцы, царапающие его спину, и ее хриплый шепот, в котором уже не было слов… Вокруг не было ничего — одна темнота, и в этой кромешной тьме его черный огонь слился с ее розовым пламенем.

Когда он пришел в себя, была глубокая ночь.

***

— Мой король, — опять послышался голос Джареда, на редкость взволнованный. — Ответьте же!

— Еще хоть слово об Этайн!

— Не об Этайн. Об Этайн я больше не скажу ни слова. О вас. Я слышал ваше признание — оно было искренним. Я видел… Я ведь просил, просил вас не говорить о любви! Ну что же теперь… Вы должны знать.

Мидир вздрогнул. Хотел отшатнуться, но Этайн застонала во сне, и он замер.

— Наследник — большая радость для Волчьего дома, — ни намека на радость в голосе Джареда.

— Ты уверен? Да как такое возможно?! Я не хочу! Не хочу никакого ребенка! Я не хочу ни с кем делить мою Этайн!