Скромно присев рядом, я сложила руки на коленях.
– Смотри на небо, Мира, – брюнет придвинулся ближе, и полуобнял меня одной рукой. Я, оперев затылок о его плечо, посмотрела наверх.
Над нами, далёкими кострами, тускло светили первые звёзды.
– Это место обнаружил Кай, во время одной из наших вылазок в лес, когда мы задержались в нём дольше обычного. Здесь красоту ночного неба не скрывают деревья и небоскрёбы, её не приглушает неоновый свет. Идеальное место, чтобы о многом помолчать.
– Кай… – мелодично прошептала я, словно пробуя эти звуки на вкус. – Довольно редкое имя, твой брат?
Ник кивнул, не отрывая глаз от небосвода.
– На самом деле, его полное имя Николай, но никому из близких даже в голову не придёт назвать его Колей, – парень улыбнулся так проникновенно, словно разглядел его там, наверху. – Когда мы были ещё совсем детьми, мама обращалась к нам исключительно полными именами. Я долгое время не мог выговорить его имя, поэтому сократил непроизносимое слово до этих трёх букв. Прижилось. Да так, что сами учителя порой забывались.
Кай часто приводил меня сюда во время летних каникул, чтобы посмотреть, как загораются огни небесных маяков. Он до сих пор верит, что их свет помогает усмирить шторм, бушующий в глубинах сердца, и дарит покой.
– Довольно зрелые мысли, как для школьников, – недоумённо покосилась я на Ника.
– Нам пришлось рано повзрослеть, – грустно усмехнулся он, – когда нам было по 12 лет, у мамы обнаружилась онкология, мы до последнего ни о чём не знали. Её положили в больницу, а мы ждали дома её возвращения. Упросили бабушек научить нас печь пирог, хотели сделать ей сюрприз к выздоровлению.
Не судьба как оказалось. Как-то отец сказал нам собираться, нас с визитом ожидает мама. Она была такой бледной и уставшей! – Ник замолчал на мгновение, его грудь вздымалась как после бега. – Мама гладила нас по голове и крепко целовала сквозь слёзы, говорила, что они от счастья. Тем же вечером её не стало.
Мы посидели там ещё какое-то время, всматриваясь в небо. По его бархатной черноте, самоцветами рассыпались звёзды. Они сияли далёким светом, манящие и загадочные, и вокруг каждой дрожал небольшой мерцающий ореол. Хотелось думать, что они тоже смотрели на нас, сумев разглядеть наши два объятых болью сердца, среди миллионов таких же пылающих сердец. Этой ясной ночью нам с Ником было о чём помолчать.
А потом Ник проводил меня домой и, пронзительно заглядывая в глаза, пожелал спокойной ночи. Я без слов его обняла. Нынешняя ночь, обещала быть какой угодно, но только не спокойной.
Точка невозврата
Загнанно озираясь по сторонам, я прислушалась. Тишина. Можно было облегчённо выдохнуть – собаки меня не учуяли. Для этого мне пришлось перелезать частокол на заднем дворе. Он был достаточно высоким и, чтобы забраться на него, я прихватила с кухни папину плетеную табуретку. Даже с её помощью подтянуться наверх получилось не с первого раза, ступни так и норовили соскользнуть с шаткой поверхности.
Но, всё-таки вершина была покорена, и теперь, я висела на обратной стороне забора, нелепо болтая ногами в поиске опоры, чтобы слезть. Мышцы ныли от напряжения, а особенно сильно болели пальцы, ведь, фактически, только ими я и удерживалась. Ноги царапали разросшиеся внизу поросли дикой сливы. Времени придумывать выход из положения совсем не осталось, поэтому, прикусив губу, чтоб не закричать, я разжала руки.
Приземление отдалось острой пульсирующей болью в левой пятке. Горящими ладонями я зажала рот и проглотила рвущийся наружу крик. Стерев стекающую по виску струйку пота, я обернулась на звук шагов.
Кутаясь в свою неизменную куртку и беспокойно кусая мизинец, на меня уставился Гришенька. Мы с вечера договорились встретиться на этом месте.
– Конфеты. Где конфеты? – бормотал парень, азартно блестя глазами.
– Тише, а то нас услышат! – одёрнула я его. – Подай лучше руку.
Гришенька неуклюже помог мне выбраться из цепких зарослей. Заноза так и осталась в моей ноге, проникая всё глубже с каждым шагом. Я плотнее сжала челюсти, но из глаз всё равно брызнули слезы. Бедный парень захныкал как ребенок и неумело попытался вытереть мои щёки рукавом своей дурацкой куртки. В его наивных глазах нашла отражение вся моя боль. Меня будто ведром помоев окатили. Какая же я себе отвратительна!
– Пошли, Гришенька, – позвала я его севшим голосом, – я отведу тебя в страну конфет.
– Ы-ы-ы… Конфеты! – радостно захлопал в ладоши доверчивый сладкоежка.
Гриша был одержим нездоровой тягой к сладкому. Шоколад, печенье, джем, да чего уж там – любой продукт с добавлением сахара вызывал в нём лихорадочное оживление и желание его немедленно заполучить.
– Мира хорошая! – он поднёс к щеке мою руку и потёрся об неё.
Я дёрнулась, как от пощёчины. Мира не хорошая, мой добродушный мальчик. Уже нет.
– Не отставай, – отвернувшись, бросила я сухо. Должно быть проще, если не смотреть на него.