О чем рассказали «говорящие» обезьяны

При сравнении использования семантических категорий было показано, что словарный запас Коко и Майкла по составу был очень близок к лексикону глухонемых детей, обучающихся амслену. Примерно ³/₅ из первых 50 слов, используемых гориллами, можно было обнаружить и в словаре глухонемых детей. «Перекрытие», хотя и не столь значительное, было обнаружено также при сравнении словаря горилл и обычных детей, осваивающих устную речь. Особенно много совпадений было выявлено при сравнении первых 50 знаков (слов). И гориллы, и дети чаще всего использовали нарицательные существительные (названия предметов), затем шли слова-действия (например, «ИДИ», «ПРОЧЬ»), на третьем месте — местоимения и прилагательные (например, «МОЙ», «ХОРОШЕНЬКИЙ»). По мнению Ф. Паттерсон, к подобным совпадениям могли привести два фактора. Во-первых, физическая среда, в которой росли дети и гориллы, была весьма сходной; соответственно, и те и другие могли раньше научиться называть предметы, с которыми чаще сталкивались. Во-вторых, как уже упоминалось, введение новых жестов определялось воспитателями, и возможно, именно они пополняли лексикон подопечных — как детей, так и горилл — одними и теми же словами. Вероятно также, что внимание представителей обоих видов привлекали сходные объекты. Такое предположение позволяет также объяснить различия в словарном запасе детей и обезьян (например, в силу пристрастия горилл к конкретной еде или играм).

Создание гориллами новых знаков

Когда гориллы, с их ограниченным лексиконом, сталкивались с новыми предметами, они, подобно многим маленьким детям и так же, как шимпанзе Уошо, изобретали новые названия, часто составленные из двух и более слов (рис. 26).

Кроме того, они придумывали уникальные жесты, которых раньше не было в их словаре. Некоторые изобретения горилл, состоящие из одного жеста, при более строгом подходе должны быть отнесены к ошибкам или неопределенным жестам. (Выше мы уже приводили примеры словотворчества Коко и Майкла.) Гориллы еще и «разговаривали» сами с собой, могли «сообщать» о времени и эмоциональном состоянии, видоизменяли жесты для передачи нового значения, использовали метафоры, шутили, ругались, играли с воображаемыми предметами. Вот один из примеров, когда Коко рассказала Ф. Паттерсон о своем неправильном поведении:

К. — «ИЗВИНИ КУСАЛАСЬ ЦАРАПАЛАСЬ НЕПРАВИЛЬНО кусалась» п. — «почему кусалась?» к. — «потому что рассердилась» п. — «почему рассердилась?»

К. — «НЕ ЗНАЮ».

В разных источниках приводятся и другие весьма интересные факты и примеры спонтанных высказываний обеих горилл, однако доминирование популярных статей Ф. Паттерсон над научными публикациями заставляет американских коллег относиться к этим данным настороженно. Именно поэтому мы подробно остановились на ее обзорной статье (ПАТТЕРСОН И ДР. 2000), дав читателю возможность составить собственное мнение. Как представляется, дальнейший беспристрастный анализ этого материала мог бы быть очень полезен.

Проверка роли подражания человеку и возможности «подсказок» при овладении языком-посредником

Уошо, Коко и другие обезьяны, овладевшие амсленом, дают впечатляющий ответ на вопрос о том, могут ли антропоиды усваивать простой аналог языка человека. Обнаруженные факты, иногда даже единичные, явились как бы прообразом многих способностей обезьян, позднее доказанных в более строгих экспериментальных условиях. Однако эти факты повлекли много новых вопросов, которые требовали новых исследований и особых подходов. Не является ли поведение «говорящей» обезьяны простым подражанием действиям воспитателей? Не могут ли «правильные» жесты быть результатом подсказки экспериментатора — невольной или даже намеренной? Насколько фразы, составляемые обезьянами, действительно свидетельствуют об их понимании правил синтаксиса или же они просто копируют людей? И наконец, действительно ли шимпанзе четко представляют себе (понимают), о чем они и с ними говорят? Ответы на эти вопросы приходили постепенно, в том числе и при осуществлении новых проектов. На часть из них отвечали результаты «Проекта Коко», которые близко совпали с полученными Гарднерами. На другие отвечал «Проект ЛАНА», начавшийся практически одновременно, но с применением нового языка-посредника.

«Проект ЛАНА» и появление языка йеркиш