О чем рассказали «говорящие» обезьяны

Успех Ланы в освоении компьютерной системы был достаточен, чтобы вдохновить Д. Рамбо к работе над второй частью проекта: использовать полученную методику для обучения неречевой коммуникации детей с большими нарушениями умственной деятельности и не способными говорить. Эта попытка оказалась весьма плодотворной (RUMBAUGH ET AL. 1996), так же как и аналогичные эксперименты Р. Футса с использованием амслена (Fouts, Mills 1997/2002).

Атака скептиков

Появление первых же результатов вызвало волну критики и возражений, в разной степени обоснованных или вовсе не обоснованных. Многие критики исходили из априорного убеждения в том, что никаких предпосылок языка человека у животных нет и быть не может. Даже отдавая дань этим новым фактам, К. Э. Фабри, например, писал, что

«к сожалению, социализация поведения обезьян и биологизация поведения человека дискредитировали опыты А. и Б. Гарднеров, Д. Примэка, Д. М. Рамбо, Т. Гилла, Ф. Паттерсон и других по выявлению коммуникативных способностей антропоидов и возможностей „речевого“ общения с ними. (…) признавая безусловную ценность этих исследований, нельзя упускать из виду, что достигнутые результаты можно толковать не как свидетельство о естественных системах (и возможностях) антропоидов, а лишь как итоги дрессировки с применением к подопытным животным сугубо человеческих, но не их собственных способов коммуникации» (ФАБРИ 2001, с. 455).

В тот период появилось немало подобных высказываний, в том числе и сделанных в гораздо менее корректной форме. Непримиримыми критиками этих экспериментов оказались и некоторые лингвисты. Главным из них был крупный американский лингвист Н. Хомский, который рассматривал язык, и прежде всего понимание и использование синтаксиса, как проявление уникальной генетически обусловленной способности, свойственной только человеку (см. CHOMSKY 1980). Общему скепсису во многом способствовали результаты выполнения еще одного проекта по обучению шимпанзе амслену.

«Проект Ним» и критика «языковых» экспериментов Г. Терресом

В конце 1973 г. начались работы по «Проекту Ним». Психолог Герберт Террес получил детеныша шимпанзе, которого он назвал Ним Чимски «в честь» Ноама Хомского (Noam Chomsky), как одного из главных противников точки зрения о способности обезьян к усвоению простого аналога языка человека. Предполагалось, что Ним подтвердит продемонстрированные Уошо языковые способности, в том числе и то, что «овладение языком человека основано у шимпанзе на понимании грамматики». Таковы были представления Терреса в начале работы, и результаты, как ему первое время казалось, вполне их подтверждали. Первоначальный его план состоял в том, чтобы исчерпывающим образом продемонстрировать те особенности языкового поведения обезьян, которые другие исследователи наблюдали эпизодически, — прежде всего спонтанную способность соблюдать правильный порядок слов в предложениях, как это свойственно детям.

В проекте Терреса в течение четырех лет с Нимом работали свыше 60 учителей жестового языка. Он овладел словарем в более чем 125 знаков и составлял много предложений из двух жестов. Террес вел постоянную видеорегистрацию его «высказываний» и по ходу работы обнаруживал все больше и больше оснований считать их грамматически правильными и сопоставимыми с первыми предложениями ребенка. Например, если Ним употреблял слово «ЕЩЕ» в комбинации с другим словом, то он ставил его на первое место в 85 % случаев, например в выражениях «ЕЩЕ БАНАН» и «ЕЩЕ ПИТЬ». Подобный правильный порядок слов он применял и при употреблении слова «ДАТЬ» (например, «ДАЙ ЯБЛОКО») и других переходных глаголов (например, «ОБНЯТЬ», «ЩЕКОТАТЬ»), если они сочетались со словами «Я (МНЕ)» и «НИМ».