О чем весь город говорит

– Надо, я тебе советую. Конечно, ты еще молодая, но всегда хорошо знать, где ты… как это… упокоишься.

Потом они ушли, а Джин все еще пребывал в легком ошеломлении. Эта красивая женщина – его дочь. Последний раз он ее видел почти тридцать лет назад. Теперь она совсем взрослая – он умер, когда был моложе ее. Конечно, ей невдомек, но внешне – светлые волосы, голубые глаза – она копия своей прабабушки Катрины.

Дена приехала всего на несколько дней, и после кладбища Норма повезла ее в пригород – показать старый фермерский дом Нордстрёмов. Когда они подъехали, Дена тотчас обратила внимание на большое поле в стороне от дома:

– Ой, вы только взгляните на эти подсолнухи! Я их просто обожаю.

– А как же иначе? – засмеялась Элнер. – Это у тебя наследственное. Почти восемьдесят лет назад их посадила твоя прабабушка, и вот год за годом они расцветают.

– Да ну?

– Ей-богу. Помнится, матушка моя говорила, что Катрина Нордстрём очень любит подсолнухи. Жаль, я ее не знала, она умерла, когда я была совсем маленькой. Но все ее любили, это уж точно. Эх, видела бы она, какая красавица ее правнучка. Она бы тобой гордилась.

Элнер и Дена не знали, что Катрина их видит и в эту саму минуту говорит Джину:

– Ой, в какую же красавицу она превратилась!

– Да уж, бабуль. По-моему, она похожа на тебя.

Тут вмешалась Бёрди Свенсен:

– Джин верно говорит, она вылитая ты в этом возрасте, только повыше.

– Спасибо, конечно, но я не была так хороша.

– А я говорю, была! – настаивала Бёрди.

– Я же носила очки.

– Даже в очках ты была писаная красавица. Только сама этого не понимала.

Возвращаясь в Нью-Йорк, Дена жалела, что не приехала в Элмвуд-Спрингс раньше. За годы в большом городе она почти забыла свою малую родину. Улетала она с подарком от тети Элнер – банкой консервированных фиг и клеверком с четырьмя лепестками.

Она переживет

1978

Тотт Вутен, похоже, оправилась от удара, который нанес ей муж Джеймс, сбежав с восемнадцатилетней Джеки Сью Поттс.

Нынче утром она колдовала над головой Нормы, которая пришла на еженедельную укладку, и между затяжками сигаретой излагала свою новую жизненную философию:

– Все вокруг скулят о поколении молодых эгоистов, мол, какое оно ужасное, а по мне, так это – самое то. Отныне я думаю только о себе. Всю жизнь я заботилась о ком-то другом, и что в результате? Целых двадцать лет я нянчилась с матушкой, а она меня даже не узнавала. Последние лет пять перед смертью называла меня Жанеттой.

– А кто это?

– Понятия не имею. Нет, жалко, что она померла, но зато теперь у меня куча времени на всякое другое.

Что еще радовало – дела в салоне красоты шли хорошо. Благодаря Фэрре Фосетт из телефильма «Ангелы Чарли» в моду вошли пышные прически. Если твои волосы не были подвиты, начесаны, уложены, залачены и взбиты до размеров копны, за которой мог бы спрятаться ребенок, ты, значит, отстала от моды. Нынче после визита в салон шевелюра Нормы, начесанная и залаченная, была примерно в фут вышиной.

Тотт резко изменилась после того, как посмотрела фильм «Лихорадка субботнего вечера». Она вдруг стала ходить в туфлях на четырехдюймовой платформе, носить синтетические костюмы с расклешенными брюками и каждую неделю отправлялась на дискотеку.

– Ты знаешь песню «Я переживу»? – спрашивала она Вербену. – Это прям про меня. Как говорит Мэри Тайлер Мур, «а, пожалуй, я все-таки справлюсь».

В семидесятые годы Тотт кинулась остервенело. В 1973-м в своем салоне она повесила плакат с изображением теннисистки Билли Джин Кинг. В спальне ее стояла лава-лампа, а в гостиной – кресло-мешок. А еще Тотт приобрела кольцо настроения.

– Утром просыпаюсь, – рассказывала она Норме, – и смотрю на кольцо. Если оно показывает, что настроение у меня неважное, я просто отменяю все договоренности. Тем самым сберегаю нервы, свои и клиенток.

Восьмидесятые Мир вертится

Невыразимо крутые

Джеймс Дуэйн Вутен Младший, сын Тотт, всегда якшался с крутыми ребятами. Курить травку и пить пиво они начали в седьмом классе.

Футбол, баскетбол или школьный оркестр их не интересовали, как прочих тупиц и зануд, и, уж конечно, они не гнались за хорошими отметками.

С девчонками встречались, но так, изредка, потому что и без них ты «круче некуда», если у тебя длинные сальные патлы и майка с «Грейтфул Дэд». Но если в восемь утра ты еще не накатил пивка, ты «полный раздолбай». К одиннадцатому классу почти вся их компания бросила школу, а кого-то, как Дуэйна Младшего, оттуда вышибли.

Деньги на пиво он воровал у матери, ночью забравшись в салон красоты, а приятели его, Уизир и Бак, зарабатывали, вкалывая на автомойке. Но уж в выходные-то они гуляли. Отрывались по полной.