О чём грустят кипарисы

Штурман полка, наша умница, думающая, как мы считали, помимо своих прямых обязанностей лишь о звёздах и судьбах Вселенной, необыкновенная девушка, которая по общему мнению должна была отдать своё сердце, разумеется, после Победы, какому-нибудь учёному, астроному или физику, человеку не от мира сего, безумно влюбилась в какого-то юного офицера. Эта потрясающая новость с быстротой молнии облетела полк. Я ни о чем Женю не спрашивала, она сама через два дня после возвращения из отпуска предложила мне прогуляться по берегу моря. Некоторое время мы шли молча, потом она, взяв меня под руку, спросила:

— Марта, — так она меня называла, — ты знаешь, что со мной произошло?

— Кое-что слышала.

— Осуждаешь меня?

— С какой стати?

— Ну я же знаю, как ты относишься к таким вещам, мне девочки говорили.

— Что говорили? Интересно послушать.

— Они, конечно, утрируют… — Женя остановилась, встала по стойке смирно, нахмурила брови и отчеканила — Женщина, добровольно прибывшая на фронт, должна забыть, что она женщина! Должна забыть, что на свете есть мужчины. Должна помнить, что любовные переживания снижают боеспособность. И так далее. А вот Лейла… — Женя снова взяла меня под руку. — У неё противоположная концепция: влюблённых надо поощрять, разрешать им свидания, предоставлять им вне очереди путёвки в санаторий — вернувшись на фронт, они будут сражаться, как львы!

— Всё правильно, — с трудом сдерживая смех, сказала я. — Но тебя, Женечка, я не осуждаю. Будем считать, что ты — исключение.

— Спасибо! Я знала, что у тебя доброе сердце. Между прочим, в полку много твоих единомышленников. И я была в их числе, пока не встретила Славу. Помню, в Энгельсе был такой случай. Две девушки из нашей штурманской группы встретили в столовой знакомых ребят, вместе учились в университете, и после обеда прошлись с ними по улице. Боже мой, что тут поднялось! Вечером собрались и обрушили на их головы свой праведный гнев: «Опозорили всю группу! Весь полк!» Девушки в слёзы: «Больше не будем…»

— Ну и что, исключили их из комсомола?

— Нет, ограничились обсуждением.

— Напрасно, жаль, меня там не было. И куда Раскова смотрела.

— Они же раскаялись.

— Головы им надо было снять, чтобы другим неповадно было. Надо же, среди бела дня…

Так, балагуря, мы погуляли ещё немного, а на обратном пути Женя вдруг стала серьёзной и торжественно, трогательно-нежным голосом заявила:

— Обращаюсь к тебе, как председателю офицерского суда чести. Если предам свою любовь, судите меня беспощадно, приговорите к самой страшной казни!

Напустив на себя важный вид, я ответила:

— Хорошо, товарищ старший лейтенант, пощады тебе не будет. Заодно снимем голову и твоему Славе. Алмазным топором. Всё равно без тебя он жить не сможет, как Меджнун без Лейлы. Кстати, кто он, если не секрет? Из какого созвездия?

— Танкист, лейтенант. Знаешь, это какой-то рок. Летела в Москву, ни о чём таком не думала, не гадала. Что-то случилось с мотором, самолёт совершил вынужденную посадку под Орлом. Нас окружили люди, тут я и увидела его… Он что-то спросил у меня, не помню. Мне почему-то сразу стало весело. Механики возились с мотором полдня. Слава не отходил от меня. С ним было удивительно легко, интересно, мы понимали друг друга с полуслова. Было такое ощущение, что я знакома с ним давным-давно. Никогда не испытывала ничего подобного. Он тоже летел в Москву, по служебным делам, но другим самолётом. Если бы не авария… Подумать страшно. Попросил у меня адрес. На другой день пришёл к нам домой, меня не застал, я выступала в университете. Сказал родителям, что зайдёт завтра вечером. Представь, он им очень понравился, говорят, скромный, пригожий, герой, вроде тебя, два ордена, три медали, в общем, подходит по всем статьям. А я у них единственное чадо, на меня, значит, вся надежда, в смысле внучонка, они, оказывается, заждались. Чувствую, дело заходит далеко, прикрикнула: отставить штатские разговоры!

Следующий день был самым длинным в моей жизни. Провела его в каком-то полусне. Приходит, говорит: «У меня билеты в театр…» Встречались ежедневно, пол-Москвы исходили. Идём, как пьяные, куда глаза глядят, улиц не узнаю, в какой стороне дом, не представляю, а ещё штурман, прохожие уступают дорогу, улыбаются, я удивляюсь: почему все такие весёлые?

Мой отпуск подошёл к концу, но у Славы были ещё дела в Москве, если бы не это, мы могли бы ехать на фронт вместе, его танковая часть действует на нашем направлении. Родители стали меня обхаживать: похлопочи, чтобы отпуск продлили на несколько дней. Я их пристыдила, говорю, давайте, лучше песню споём на прощанье: «Вставай, страна огромная…» И уехала. И только здесь, в Пересыпи, поняла по-настоящему, что значит для меня Слава. Такое письмо я ему накатала… Встретимся теперь после победы и узнаем, что такое сверхсчастье. Я оптимистка!

Женя улыбнулась и тихонько запела:

Если расставаясь, встречи ищешь вновь,
Значит и пришла твоя любовь…