Его разбудила боль: грудь пылала огнем. Прохладная ладонь легла ему на лоб. Она пахла сосновой смолой и горьким соком, прогоняла боль и жар, дарила блаженное забытье. Женская рука поднесла к его рту чашу с горьким отваром и вливала по глоточку, заставляя выпить весь до капли.
Они попали в засаду, прикрывая отход войска на безопасный берег: Генрих, тогда ещё не комтур, а просто один из рыцарей, и его маленький отряд. Конные пруссы налетели стремительно, как волчья стая. Их было много, намного больше, чем братьев. Вероломные наёмники-самбы бежали, оставив его с горсткой людей сражаться против целой орды пруссов. Братья падали один за другим под ударами прусских копий и топоров. Последнее, что он помнил, – удар о землю и острый наконечник занесённого над ним копья.
Пруссы связали его и разожгли под ним огонь, чтобы принести в жертву своим мерзким идолам. Запах дыма щекотал ноздри, костер разгорался, сначала грел, а затем обжигал, он кричал и рвался, и падал куда-то, но маленькие сильные руки подхватывали его и укладывали обратно на ложе.
– Тихо, тихо, спи, – шептал нежный голос с напевным балтским акцентом, и вновь она поила его горьким отваром, и боль отступала, а жар костра уже не обжигал, а грел.
Он видел много снов, и всё чаще в этих снах ему являлась молодая русоволосая женщина, одетая по-простому, как одевались местные крестьянки. Она хлопотала у печи, кормила его с ложки жидкой похлёбкой; часто сквозь сон он слышал, как она напевает на незнакомом наречье, и напевы эти были полны протяжной иноземной прелести.
– Кто ты? – спросил он, когда смог говорить. – Христианка или язычница?
Девушка носила данное при крещении христианское имя Магдалена, и он вознёс за это хвалу Господу. Она нашла его на льду залива, красном от пролитой крови. Он один чудом остался жив, другие братья погибли. Для него так и осталось загадкой, как у неё хватило сил дотащить его, здоровенного воина, сначала по льду до берега, а затем по земле до избушки. И за это он тоже вознёс хвалу Господу.
– Шрамы красят воина, – сказала она беззаботно, обрабатывая рану.
Багровый рубец выглядел устрашающе. Жар бросился ему в голову, но вовсе не от вида раны, а от того, что женщина прикасалась к его обнажённому телу. Данный им обет целомудрия велел спать не раздеваясь и избегать общества женщин. Лишь для одной женщины было место в его сердце – для Пресвятой Девы Марии, – лишь ей одной он служил и любил её со всем пылом души.
Магдалена лечила его рану железной травой и стёртым в порошок янтарём. Смолистым запахом янтарного порошка пропахли её руки и одежда. Светлые волосы выбивались из косы и падали ей на лицо, и вид женских волос доставлял ему новые мучения. Никогда прежде он не встречал женщину с непокрытой головой.
– Где ты выучилась лекарскому искусству? В каком монастыре?
Она насмешливо улыбнулась, покачала головой. И он в который уже раз задумался о том, откуда в ней эта чудесная сила, что приносит облегчение и прогоняет боль. От Бога она или от дьявола? Не берёт ли она своё начало в дубовых рощах, где её предки поклонялись древним идолам, духам, живущим в камне и дереве, в огне и родниковой воде?
Она молилась Иисусу, Пресвятой Деве и Святой Агате-мученице, принявшей смерть на костре. Но, сварив похлёбку, первую ложку выливала в очаг. Огонь вскидывался и благодарно шипел, принимая угощение.
– Зачем ты кормишь огонь?
– Огонь – божий дар, сошедший с неба. За дар нужно благодарить.
Иногда, внезапно очнувшись, он ловил на себе её задумчивый взгляд. Не пристало женщине так глядеть на мужчину, особенно если они одни в доме. Не пристало ему так глядеть на неё, находиться с ней рядом, слушать её голос, ведь голос женщины – это её нагота. Не смотри на неё, говорил он себе, не впускай внутрь сердца эту сладкую отраву, иначе оно смягчится и обмякнет, и перестанет быть сердцем воина. Будь бдителен, рыцарь! Давид и Самсон не устояли перед женскими чарами, и даже мудрого Соломона жена-египтянка склонила к идолопоклонству. Блуд тела есть смерть и погибель. Смерть и погибель. Смерть и погибель.
Он молился Пресвятой Деве, просил укрепить его дух и защитить от помыслов и желаний греховных. Молитва помогала, но ненадолго. Когда Магдалена присаживалась на край его ложа, слова молитвы забывались, а дух слабел. Она меняла повязку, он отворачивался, чтобы не видеть её.
– Священник в церкви говорит, что Бог есть любовь. Почему же Бог запрещает вам любить?
Вот оно, дьявольское и невинное коварство, главное оружие Евы.
– Потому что мы поклялись служить Господу в чистоте и целомудрии. Мы отреклись от мирской жизни, дабы плотские соблазны не смущали дух и не мешали нашему служению.
– В чем же ваше служение?
– В том, чтобы приблизить царствие Божие на земле.
– А когда настанет это царствие?
– Когда души язычников обретут истинную веру.
После этих слов она притихла. О чём-то размышляла, недовольно хмурилась, будто чего-то не понимала. Но с расспросами больше не приставала.