О чём молчит лёд? О жизни и карьере великого тренера

Были вещи, которые меня, конечно, раздражали в Алексее. В период его юношества я крайне негативно относился к пристрастию спортсменов к «зелёному змию». Сейчас я бы воспринял это гораздо либеральнее. Ягудину были свойственны юношеская бравада, напускная небрежность. Яркий пример: на контроле в Олимпийской деревне Нагано открывают его чемодан, а там в обнимку с коньками лежат две бутылки водки.

Иногда эта бравада сильно мешала ему. В Нагано он мог быть на пьедестале. Но после отличного проката в короткой программе он, приняв душ, сел на трибуну смотреть соревнования прямо под вентиляционной трубой. Я ему говорю: «Пересядь!» Подходит Артур Дмитриев, говорит: «Лёша, пересядь». Не стал. В итоге — назавтра температура под 40°, произвольная не задалась, упал с четверного. Хотя на тот момент Ягудин был объективно сильнее Канделоро, занявшего третье место. Обидно…

Надо сказать, что другой Алёша — Урманов, в части празднования побед был более спокоен, хотя и тоже небезгрешен. Достаточно вспомнить сбор в Валле-д’Аоста. Торжественный вечер проводит немолодая итальянка, курирующая всю нашу команду и, конечно, Урманова — главную звезду. Сидим, а он лыка не вяжет! Итальянка смотрит на меня — non recuperabile — восстановиться к показательным невозможно. Однако назавтра Алексей исполнил тройной аксель и четверной тулуп на «бис». Прыжок, который в то время был уникальным и выполнялся единицами в мире.

Позже сложилась целая группа «героев отдыха» — мастеров подготовки с помощью «расслабления». Кроме вышеназванных, к наиболее ярким из них относились Максим Шабалин, Андрей Лутай, Вахтанг Мурванидзе, Роман Костомаров, Максим Ставиский, Александр Абт, а позже — Артур Гачинский. Я даже не побоюсь назвать имя Антона Сихарулидзе: он, готовясь к карьере сенатора и видного бизнесмена, в те годы мог «показать класс»…

Плющенко тоже порой удивлял. Дортмунд, чемпионат мира. Вечером Женя выигрывает, а наутро приходит на официальную репетицию гала-шоу с синяком под левым глазом — не выспался. Рядом дружок Мурванидзе — губа разбита, вид у обоих несвежий… Я в ужасе: Жене же вечером «Sex Bomb» катать! Но всё прошло великолепно, зал стоял, успех был потрясающим!

Соревнования в Японии. Ночь. Танцор, занявший второе место, сидит в халате в лобби отеля и разглядывает ряд больших часов, показывающих время в различных городах мира. Раздается фраза: «Токио — несчастливое место». Бабах — стекла в токийских часах уже нет. А с одним из своих любимых учеников я однажды и вовсе побывал в американской тюрьме… Стесняюсь рассказывать о прочих проделках фигуристов, умудрившихся как-то водрузить в лифт унитаз.

Почему же перечень «героев» — почти полностью дублирует список известных на весь мир чемпионов? Позволю себе утверждать, что для того, чтобы отчаянно хулиганить, игнорировать запреты и ломать стереотипы, нужен характер. Либо он есть, либо его нет. Способность побеждать самых сложных противников — это тоже своего рода умение нарушать порядок. Педагоги, простите, но послушный во всём пай-мальчик, который ходит на тренировки с мамой за ручку, никогда не станет чемпионом мира.

…Что касается предположения Лёши о том, что я не вижу его большого будущего и отдаю предпочтение Жене, то его активно подогревали «доброжелатели». Более того, ещё раньше в период соперничества с Урмановым ему неоднократно советовали уходить, чтобы не «умереть в его тени». Но он не умер: впереди был победный чемпионат мира. В Миннеаполисе Ягудин обыграл и любимца Америки Тодда Элдриджа, который опередил его в Нагано, и Евгения Плющенко, для которого тот первый взрослый чемпионат планеты стал настоящим испытанием.

Однако вскоре после этой победы Лёша всё же ушёл. Ему было сложно мне об этом сказать, хотя по его поведению я догадывался, что у него созрело такое решение. Во время Тура Коллинза Лёша вечером дважды приходил ко мне в номер, немного приняв для храбрости. Конечно, разговор для него был непростым. Насколько я знаю, один из участников турне его консультировал, что и как надо говорить. Я спросил только одно: «Это правда?» В тот момент мне было очень легко сыграть в доброго папу, сказать, что он и есть мой любимец и главная надежда. Но я ответил жёстко: «Решил — уходи».