Я не могу с уверенностью сказать, что ошибка Плющенко, совершенно не характерная для него, произошла из-за гипнотического воздействия этого человека. Но эпизод, когда Загайнов к моменту выхода на лёд Евгения встал за его спиной и продолжил стоять на этом месте в течение всего проката, вызывает вопросы. Показательно, что его подопечный Алексей Ягудин уже выступил и находиться у бортика ему было незачем.
Возвращаясь к Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити — первой Олимпиаде для Плющенко, скажу, что только Бог может знать, что именно тогда случилось. То ли не выдержала молодая психика, то ли это было пагубное влияние Загайнова, но Женя совершил нехарактерную для него ошибку. Никогда до этого Плющенко не выполнял четверной тулуп подобным образом — как и после, кстати. Я могу сказать только одно: находясь в полёте, при хорошем, уверенном толчке он почему-то передумал продолжать вращение, разгруппировался и упал лицом вперёд.
Удивительно, с каким трагизмом говорили тогда многие о проигрыше Жени. «Трагедия» — более мягкого определения не подобрать. Красной нитью в материалах СМИ проходила мысль: «Ягудин обыграл Плющенко». Вот вы, дорогие читатели, можете с ходу вспомнить, кого ещё из сильнейших фигуристов планеты победил Ягудин в Солт-Лейк Сити? Вряд ли, но зато сразу вспомните о Евгении Плющенко.
Для просвещённого читателя рядом с фамилией Ягудина стояло имя Тарасовой, а рядом с фамилией Плющенко — имя Мишина. И этот момент был главным для ряда печатных СМИ и некоторых телекомментаторов того времени.
Однако всё же главной во всей этой истории была не победа Ягудина над Плющенко, как это пытались преподнести, а победа русского оружия. Наши парни, два российских спортсмена — прошлый и настоящий ученики Мишина — сделали дубль на Олимпиаде. Что касается Жени, то на дебютных Играх для совсем молодого фигуриста выиграть серебро было само по себе значимо. Но к тому времени уже сложилось мнение: если Плющенко не первый — это провал. На него с четырнадцати лет, после победы на юниорском чемпионате, свалилась обязанность — выигрывать всегда и везде.
Честно говоря, меня удивило, что ни одного слова упрёка от Жени я не услышал. Ни тогда, ни после. Женя не пытался переложить ответственность ни на меня, ни на хореографа, ни на кого другого. Хотя многие в подобных случаях так и поступают, особенно под влиянием эмоций. Помню, даже наш хореограф говорил мне, возмущаясь: «Зачем вы отхлебнули воду из той бутылки, которая была предназначена Евгению? Вы же никогда не делали этого на других стартах!» То есть даже ему хотелось перевалить ответственность за эту неудачу на меня. И думаю, что не ему одному.
Но и я не пытался обвинить Женю в том, что тот сплоховал. И это лучше всего характеризует наши отношения. Они не сопровождаются показными поцелуями, объятиями и взаимными восхвалениями. Такая форма демонстрации у нас не практикуется. Тем не менее нас связывают серьёзные, добрые, уважительные отношения. Об этом свидетельствуют события, произошедшие как на той Олимпиаде, так и в дальнейшем…
Отбросив всё лишнее, могу смело заявить, что Олимпиаду в Солт-Лейк-Сити мог выиграть любой из них двоих. Но, исходя из того, что реально произошло на американском льду, победа Алексея была объективной. Более того, авторитет Жени позволил ему получить за короткую программу очень высокие оценки, которые я не ожидал увидеть, учитывая роковое падение в короткой.
В произвольной программе Ягудин был хорош и технически, и артистически. Интересно, что его первый тренер Александр Майоров рассказывал мне, что в детстве Лёша не любил заниматься хореографией. Пальчики, носочки — всё это было ему не по душе, получалось неважно, и, будучи «шухерным», он просто срывал занятия. В тот период, когда мы работали вместе, он постепенно стал относиться к хореографии и постановкам программ более внимательно. Но всё равно главными его козырями были тогда техническая подготовка и волевые качества. На одном из этапов Гран-при в Санкт-Петербурге он, выходя после Урманова и Плющенко, сказал: «Ну, всё, сейчас рвать всех буду…»
Серьёзный артистический дар стал просыпаться в нём ещё до ухода от меня. Евгений Сережников поставил ему довольно странный показательный номер — танец аборигена с бананом. Именно в этом образе я впервые увидел в нём большие артистические задатки. Но здесь нужно отдать должное Татьяне Тарасовой. Ей принадлежит заслуга превращения Лёши в спортсмена, артистизм которого сравнялся с его техническими возможностями. До сих пор Ягудин демонстрирует его как в шоу, так и в сольных выступлениях. В то время как техническая составляющая осталась на уровне, с которым он ушел от меня. За это время Плющенко овладел четверным сальховом и был близок к стабильному исполнению четверного лутца