О чём речь

Да, возвращаясь к заголовку. Слово какчество все помнят по монологам Аркадия Райкина, где слесарь обирает новоселов, устраняя собственные недоделки. Марк Азов, один из райкинских авторов, написал, что это слово «почерпнуто из лексикона евреев-портных: „Это, по-вашему, качество? Это какчество!“ Но именно тут Аркадий Исаакович учуял что-то родное и как сел на это словечко, так и не захотел слезать: придумал и „рекбус“, и „кроксворд“, а главное, вытянул всю „большую промблему“: „Государство мне платит за коликчеств о, а за мое какчество будешь платить ты, жилец“» (http://berkovich-zametki.com/2010/Zametki/Nomer6/Azov1.php). Забавно, кстати, что в слове какчество обнажена внутренняя форма слова качество – от как, какой, чего не скажешь о чисто балагурных словечках рекбус, кроксворд, промблема. Да они и не так запомнились, как какчество. То есть количество – это сколько (колико), а качество – это как (ср. аналогично: лат. quālitās – oт quālis). Чудесный и прозрачный, но редкий способ словообразования. Вот разве у философов еще есть слово из этой серии – чтойность.

Здоровое равнодушие

Когда-то уже довольно давно я увидела по телевизору интервью с журналистом и деятелем Рунета (весьма охранительного толка) Антоном Коробковым-Землянским. В частности, его спросили о гей-парадах, и он ответил, что к этому надо относиться со здоровым равнодушием. Если, мол, что-то меня напрямую не касается, то на это лучше не обращать внимания. И пояснил: если соседи бьют ребенка, то это меня, да, касается. Но если соседи бьют посуду, то пусть бьют, это их дело. Мысль вполне понятная. Весь вопрос в том, что человека, по его представлениям, касается, а что нет.

Но я задумалась над этим сочетанием – здоровое равнодушие. По какой причине Коробков не захотел воспользоваться дежурным словом толерантность, а выбрал нестандартное, даже парадоксальное сочетание? Парадоксальное оно вот почему. Дело в том, что русское слово равнодушие окрашено в особые тона. Конечно, можно сказать, например, твое равнодушие к пиву – и тогда мы почти ничего не узнаем о человеке, о котором говорим. Может, вообще он пламенный, а вот к пиву равнодушен, то есть безразличен. Другое дело – равнодушный человек. Это холодный, плохой человек. А неравнодушный человек – отзывчивый и хороший. И равнодушие просто так, без контекста, – это скорее что-то плохое. У Достоевского в «Бесах» есть сочетание болезнь равнодушия. И вот поди ж ты. Нам говорят о здоровом равнодушии, и мы прекрасно понимаем, о чем речь. И даже примерно понимаем, почему человек избегает слова толерантность.

Вообще русское слово толерантность имеет интересную историю. Оно употреблялось еще в середине XIX века – у Лескова, Достоевского и т. д. Вот пример, где оно использовано вполне современно:

Общество упорно отказывается дать свидетельство своей толерантности по отношению к людскому разномыслию, разночувствию и разностремлению, а в то же время само в собирательном составе своем не обнаруживает, чтобы оно опиралось на твердой почве самостоятельных мнений, и в несогласном шуме своем напоминает лишь ветром колеблемые трости (Н. С. Лесков. Русские общественные заметки, 1869).

На английский это слово здесь вполне можно было бы перевести как tolerance. Аналогично и с другими европейскими языками. Потом слово толерантность как-то подзабылось за ненадобностью, вернее, осталось только в качестве биологического термина. А в последнее время, в ходе интенсивного освоения «западных» ценностей, вошло в моду. Однако многие люди сразу его невзлюбили.