Читаем О Чудесах. С комментариями и объяснениями полностью

Хотя и не следует донимать детей, пока они малы, правилами и церемониальной частью воспитания, однако есть один род невежливости, который может развиваться вместе с ростом детей, если не помешать этому в ранние годы, – это страсть прерывать других во время речи, останавливать говорящего каким-нибудь возражением. Не знаю, обычай ли диспутов или репутация талантливости и учености, которую обыкновенно доставляет искусство диспутирования (как будто это единственное мерило и доказательство знания), развивают в молодых людях эту преувеличенную склонность при первом же случае и поводе поправить другого в его речи и блеснуть собственными талантами; но во всяком случае, как я убедился, в этом отношении особенно часто вызывают порицание школьники. Нет большей грубости, чем перебивать другого во время его речи; ибо если это не несносная глупость – отвечать другому, еще не зная, что он хочет сказать, то, во всяком случае, оно равносильно недвусмысленному заявлению, что нам надоело слушать говорящего, что мы пренебрегаем его мнением и, считая его неинтересным для общества, желаем, чтобы он выслушал нас, имеющих сказать нечто достойное его внимания. Это свидетельствует о большом неуважении, которое не может не быть оскорбительным. Между тем такой результат почти всегда получается при перебивании. Если же, как обычно бывает, к этому присоединяется исправление какой-либо ошибки или противоречие тому, что было сказано, то оно становится проявлением еще большей гордости и самомнения, поскольку мы таким образом навязываемся в учителя и берем на себя исправить рассказ другого или показать ошибки в его суждении.

Локк, разумеется, отвергает не диспуты, а «диспутирование», склонность к пререканиям и к мелочным придиркам, что мы знаем, например, по современному неконструктивному сетевому общению.

§ 148. Когда ребенок умеет говорить, можно уже начать учить его читать. Но по этому поводу позвольте мне здесь снова напомнить о том, что слишком легко забывается, а именно: необходимо всячески заботиться о том, чтобы учение никогда не превращалось в обязательную работу, чтобы ребенок не смотрел на это как на задание. Как я уже сказал, мы по природе своей с самой колыбели любим свободу и поэтому питаем отвращение ко многим вещам только потому, что они нам предписываются. Я всегда держался того взгляда, что учение можно превратить в игру и развлечение для детей и что можно внушить им желание учиться, если привлекать их к учению как к делу чести и славы, если преподносить его как удовольствие и развлечение, как награду за исполнение чего-то другого и никогда не бранить и не наказывать их за пренебрежение учением. В этом убеждении меня укрепляет пример португальцев, у которых дети учатся чтению и письму с таким увлечением и чувством соревнования, что их невозможно удержать от этого занятия; они учатся друг у друга, и с такой настойчивостью, как будто это им запрещалось. Припоминаю, как, будучи в доме одного моего друга, младшего сына которого, тогда малого ребенка, трудно было засадить за книжку (его учила читать дома мать), я посоветовал не требовать этого от него в качестве обязательного занятия, а испытать другое средство; и вот мы нарочно в его присутствии, не обращая на него внимания, завели между собой разговор о том, что быть ученым – это привилегия и преимущество наследников и старших братьев; что это делает их утонченными джентльменами, пользующимися общей любовью, и что по отношению к младшим братьям является уже милостью то, что их воспитывают; что обучение чтению и письму есть уже нечто большее того, что им полагается; что, если это им нравится, пусть остаются грубыми и неотесанными людьми. Это так подействовало на мальчика, что он сейчас же пожелал учиться и не оставлял в покое свою няню, раньше чем она выслушает его урок. Я не сомневаюсь, что подобный прием может быть использован и в отношении других детей и что, изучив их характер, мы можем внушить им некоторые мысли, которые возбудят в них охоту учиться и заставят их добиваться учения как своего рода игры и отдыха. Но при этом, как я уже раньше говорил, никогда не следует возлагать на них учение в виде какого-то задания или превращать это в предмет докуки. Чтобы научить детей азбуке в процессе игры, можно пользоваться костями и игрушками с надписанными на них буквами; можно придумать еще двадцать приемов применительно к особенностям характера каждого, чтобы обращать этот метод обучения в развлечение для ребенка.

Заметим, что главным стимулом, мотивирующим к учебе, Локк называет не обещаемое богатство и славу для образованного человека, а более высокую степень социального доверия к нему.

Перейти на страницу:

Все книги серии Философия на пальцах

Трактат о военном искусстве. С комментариями и объяснениями
Трактат о военном искусстве. С комментариями и объяснениями

Настоящая книга – известный древнекитайский трактат, посвященный военной политике. До сих пор никому еще не удалось сформулировать принципы ведения войны так же просто и афористично, как человеку, известному под псевдонимом Сунь-цзы. Его произведение является основным текстом «школы военной философии», оказавшим большое влияние на всё военное искусство Востока.Оно учит разработке стратегии, тактике, дипломатии, самоорганизованности, умению концентрироваться на определенной задаче и успешно решать ее, вести переговоры на любом уровне, показывает, как можно перехитрить своего противника и довести начатое дело до победного конца. Этой книгой зачитывались маршал Карл Густав Маннергейм и генерал Аксель Айро. Она переведена на многие языки и изучается людьми разных профессий и разных статусов.Трактат издан в классическом переводе востоковеда Н. Конрада с его глубокими комментариями, представляющими собой отдельное увлекательное произведение.

Сунь-цзы

Средневековая классическая проза / Учебная и научная литература / Образование и наука
Принцип чистого разума. С комментариями и объяснениями
Принцип чистого разума. С комментариями и объяснениями

Иммануил Кант – одна из самых влиятельных и ключевых фигур в истории философии и европейской мысли, основатель немецкой классической философии и критического идеализма, мыслитель, по степени влияния стоящий рядом с Платоном и Аристотелем. Он совершил революцию в философии, постулируя необходимую взаимосвязь предметов внешнего мира с нашим восприятием и фактически доказав, что вещи и мир сам по себе недоступны нашему познанию. Кант воздвигнул человека на вершину философии, сделав его главным объектом, задачей и «вопросом» мышления. Можно смело сказать, что не было ни одного философа после него, который бы не попал под влияние кантовской мысли.В настоящее издание включены две работы известного «критического периода»: «Критика чистого разума» и «Критика способности суждения». Первая раскрывает взгляды Канта на структуру и механизмы познания, вторая – на проблему красоты, феномен гения и природу прекрасного. Эти труды даны в сокращении и с комментариями, призванными в доступной форме прояснить самые витиеватые и сложные места кантовской мысли.

Александра Арамян , Иммануил Кант

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Философия / Образование и наука
Феномен воли
Феномен воли

Серия «Философия на пальцах» впервые предлагает читателю совершить путешествие по произведениям известных философов в сопровождении «гидов» – ученых, в доступной форме поясняющих те или иные «темные места», раскрывающих сложные философские смыслы. И читатель все больше и больше вовлекается в индивидуальный мир философа.Так непростые для понимания тексты Артура Шопенгауэра становятся увлекательным чтением. В чем заключается «воля к жизни» и «представление» мира, почему жизнь – это трагедия, но в своих деталях напоминает комедию, что дает человеку познание, как он через свое тело знакомится с окружающей действительностью и как разгадывает свой гений, что такое любовь и отчего женщина выступает главной виновницей зла…Философия Шопенгауэра, его необычные взгляды на человеческую природу, метафизический анализ воли, афористичный стиль письма оказали огромное влияние на З. Фрейда, Ф. Ницше, А. Эйнштейна, К. Юнга, Л. Толстого, Л. Х. Борхеса и многих других.

Артур Шопенгауэр

Философия
Импульс влечения. С комментариями и объяснениями (сборник)
Импульс влечения. С комментариями и объяснениями (сборник)

Зигмунд Фрейд с юных лет мечтал изменить мир, мечтал о победе разума и пьедестале славы. И действительно, творческие личности, деятели науки, простые обыватели прошлого столетия с азартом поддались модному течению – взирать глазами Фрейда на человеческие влечения и поступки, вслед за ним анализировать сновидения, изучать методы гипноза и раскрывать суть неврозов и страхов будь то в жизни или в искусстве. Психология, медицина, социология, антропология, литература XX века прониклись идеями фрейдизма. Ни один другой ученый не имел столь мощного влияния в обществе. Он явился основателем теории психоанализа и эдипова комплекса, внес новое и неожиданное понимание в трактовку бессознательного, воздействия полового инстинкта на психику, соотношения Я и Оно, показал, как массы меняют индивида, а тот, в свою очередь, влияет на психологию толпы…Настоящую хрестоматию составили произведения, отражающие основные взгляды ученого.

Зигмунд Фрейд , Эдуард Марон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука