Не обладая чувством меры, естественной гармонией интеллекта, то есть обширной, хорошо и гибко организованной иерархией знаний, дурак обычно в своей деятельности достигает той степени преувеличения, которая доводит до абсурда любую идею. И в этом смысле он является выразителем своей эпохи, ее полезным индикатором, ибо обнажает противоречия и несовершенства, которые умный человек, сам того же желая, все-таки смягчит и сгладит.
Было бы не худо, если бы в служебных характеристиках содержался пункт — не дурак ли? Неудачи и провалы в работе чаще всего проистекают в силу именно этого весьма прискорбного обстоятельства.
Петр 1 в таких случаях называл вещи своими именами. В казенном документе против фамилии боярина, кандидата в воеводы, сделал пометку — «зело глуп». А когда обнаружились упущения по службе у некоего поручика, то в приказе петровском так и было сказано: «…поручику такому-то вменить сие в глупость и со службы, аки шельму, выгнать».
Но почему глупость служит объектом осмеяния, почему над ней так охотно смеются? На этот вопрос ответил Н. Г. Чернышевский: «…смеясь над глупцом, я чувствую, что понимаю его глупость, понимаю, почему он глуп, и понимаю, каким он должен быть, чтобы не быть глупцом, — следовательно я в это время кажусь себе намного выше его». Смех выступает здесь как средство самоутверждения личности.
Взгляд в прошлое и в будущее
Наши соображения о качестве острот относятся к современной эпохе. В старину дело обстояло несколько по-другому. Грубость средневековых нравов создавала совершенно иные критерии и стандарты остроумия. А в древнем мире наслаждение получали даже от зрелища убийства — в римских цирках, например. Постепенно нравы смягчались, и современный цивилизованный человек уже не смеется при виде чужих мук — они зачастую вызывают у него содрогание. В этой эволюции чувств за сравнительно короткий исторический период большую роль сыграло развитие воображения, способность мысленно «перенести страдание на себя». Это развитие воображения кажется нам связанным с более отчетливым ощущением своего «я», то есть с более высоким развитием той психической функции, которая называется сознанием, и с высокой степенью развития второй сигнальной системы. «Настоящий человеческий альтруизм есть приобретение культуры, он связан со второй сигнальной системой, и раз она слаба, то непременно на первом плане будет забота о собственной шкуре», — утверждал И. П. Павлов.
Но пережитки старых критериев сказываются и в наши дни. Чужая неловкость, чужая беда или физическое уродство очень часто вызывают смех. — В средневековом обществе это был одип из главных источников смеха. Возможно, чужая оплошность, неловкость или уродство заставляют человека острее почувствовать свою собственную силу и красоту и тем самым вызывают у него внезапное сильное ощущение удовольствия, которое выражается смехом.
И в наше время есть люди, которые веселятся, глядя на физический недостаток ближнего, или покатываются со смеху над тем, как кто-то, поскользнувшись, растянулся на льду или догоняет свою сбитую ветром шляпу (в последнем случае даже воспитанный человек зачастую не может сдержать улыбку).
Каково значение остроумия в жизни современного общества? Не боясь впасть в преувеличение, можно сказать, что оно огромно. Ведь в человеческом обществе не все еще обстоит благополучно, и отношения дружеской взаимопомощи и товарищеского сотрудничества существуют далеко не на всей планете. Интересы людей, групп людей и целых классов зачастую противоречивы и служат причиной самой ожесточенной борьбы. В этой борьбе остроумию принадлежит видная роль. Высмеять своего противника, поразить его злой шуткой — обычно ненаказуемым, но чрезвычайно эффективным способом — это весьма заманчивое преимущество. Веселый куплет может опрокинуть трон и низвергнуть богов, как выразился Анатоль Франс — полушутя, а значит, и полусерьезно.
Смех служит наиболее демонстративным выражением того, как данный человек относится к своим друзьям и знакомым, к общественным установлениям, должностным лицам, государствам и идеологиям. Главное — иметь смеющихся на своей стороне, — говорят французы. Перефразируя другую известную поговорку, можно смело утверждать — скажи мне, над чем ты смеешься, и я тебе скажу, кто ты таков. Недаром узурпаторы и тираны ненавидели Ходжу Насреддина и Тиля Уленшпигеля.
Случается, что остроумие оказывается сильнее логики, и оратору удается завоевать расположение и благосклонность аудитории не только силой аргументации, но и блеском остроумия. Иногда одного-единственного остроумного замечания достаточно, чтобы опровергнуть громоздкие и хитроумные построения демагогов, не затрачивая на них ни времени, ни сил. Блестящим примером такого рода полемического остроумия могут быть сочинения Ф. Энгельса, который особенно умело Использовал иронию. Это настоящее оружие: «Не от английского ли слова iron, что означает железо, происходит слово ирония?» (Виктор Гюго).