o da206a87ca827620

-Ну, ты даешь, - удивленно проговорил тот. – Достаточно было сделать

небольшой глоток…

Что ж ты раньше не сказал, гнида?

Ни на кого не глядя, я вытер губы рукавом – на рукаве остался широкий

черный след. Шеренги стрелков стали редеть: представление закончилось. В

воздухе замельтешили крупные снежинки.

-Конунг, - отец Никодим хлопнул меня по плечу. – Теперь – к Рустаму. Надо

отпраздновать твое провозглашение. Тушенки пожрем.

Слово «тушенка» прорвало плотину. Перегнувшись в три погибели, я

блевал. Блевал долго и мучительно, гораздо мучительнее, чем при отравлении

зеленкой. Лишь после того, как во рту у меня не осталась даже слюны, а желудок

зазвенел пустотой, я распрямился.

-Полегчало? – заботливо осведомился глава ОСОБи.

-Угу.

-Ну что ж, тогда едем.

На плацу, кроме меня, отца Никодима и двух особистов не было уже ни

души. Стрелки разбрелись по теплым баракам – есть тварку, пить зеленку и,

конечно, трепаться по поводу сегодняшнего провозглашения. Пусть треплются,

говножуи.

В машине было тихо. Отец Никодим достал из кармана янтарные четки и

задумчиво перебирал их, глядя на проплывающую за окном Вторую Военную

Базу.

Взглянул на меня, щелкнул четками и, подбросив их на ладони, спрятал

обратно в карман.

-Ахмат, давно хотел спросить у вашего брата, каково это - быть конунгом?

-Ваш крест, ведь вы знаете, что я лишь двадцать минут, как конунг.

-Да я не об этом, - досадливо отмахнулся отец Никодим. – Что ты

чувствуешь? Эйфорию, мандраж?

Что я чувствую? Чувствую, что по уши в дерьме - вот что чувствую.

-Пожалуй, эйфорию. Легкую.

242

Отец Никодим засмеялся.

-Легкая эйфория – это прекрасно. Это что-то из чувственного арсенала

бывших… Ты ведь знаешь о существовании бывших, Ахмат?

Странный, если не глупый, вопрос. Как можно не знать о бывших, если все

кругом говорит о них?

-Знаю, ваш крест.

-Так вот, - глава ОСОБи потянулся, достав длинными ногами чуть ли не до

спины шофера. – Я в свое время весьма увлекался бывшими, их, так сказать,

культурой. Ты не поверишь, но легкой эйфории в этой культуре уделялось

значительное место. Впрочем, бывшие предпочитали использовать термин

«любовь»… Выходит, ты чувствуешь любовь, Ахмат.

Сидящий, как истукан, особист вдруг прыснул со смеху. Спина шофера

пришла в движение. Отец Никодим, скаля зубы, хлопнул меня по плечу:

- Ну и рожа у тебя – камень! Ведь это шутка, Ахмат, всего лишь шутка.

Я засмеялся через силу. Шутка?! Мне почудилось, что глава ОСОБи знает

про меня и Марину…

-Ты спрашиваешь, куда мы едем? – вспомнил отец Никодим. – А мы уже

приехали…

Перед нами - одноэтажное здание из серого кирпича с шиферной крышей и

заколоченными окнами.

Внутри пахло табаком и зеленкой. За грубо сколоченными столами – люди.

Шум жующих челюстей, стук кружек о дерево, разговоры, крики, смех. На нас –

ноль внимания. По бетонным ступенькам мы спустились на заплеванный пол.

Только сейчас нас, наконец, заметили. Крики и смех смолкли. Глаза, глаза,

глаза… Как я не плавлюсь под этими взглядами?

-Отец здесь, - словно шелест осенних листьев.

-Рустам! – крикнул особист из свиты отца Никодима.

Откуда-то (словно из-под бетонного пола) вынырнул желтолицый верткий

мужичок с голым торсом: невысокий и костлявый. Он благоговейно склонился

перед главой ОСОБи.

-Прошю, ваш крест. Столик свободна.

Рустам поспешил стереть со стола расплывшуюся лужу зеленки.

Мы, то есть Отец, шофер, два особиста и я, уселись на стулья. Кажется,

стулья прибиты к полу: на случай, если накачанные зеленкой и кокаином стрелки

вздумают вышибать друг из друга мозги. Я успел заметить: посетители имеют на

243

рукавах нашивку в виде серпика луны - нашивку конунга АМР. Бар для высшего

командования?

-Пожалюста, ваш крест.

Рустам поставил на стол горшок с чем-то дымящимся (запах - можно язык

проглотить), бутылку зеленки.

-Рад услюжить… Это большой честь… Вам… И ваши друзья…

Голос Рустама заметно дрожал, и без того узкие щелки глаз превратились в

едва заметные ниточки.

-Ладно, - миролюбиво произнес отец Никодим. – Накладывай жратву.

Рустам помешал половником в горшке и выложил на тарелку нечто

коричневое, расплывающееся. Отец Никодим взял двумя пальцами тонкое,

похожее на червя, волокно и отправил в рот. По лицу его расплылась блаженная

улыбка.

-Что это? – проговорил я, когда Рустам опрокинул полный черпак в мою

миску.

-Вареные глисты.

Вареные глисты? Это похуже крыс. Я совсем сник.

Отец Никодим засмеялся.

-Ну, я пошутил. Конечно, это тварка, томленая в горшке с сахарином и

зеленкой. Фирменное блюдо Рустама.

Какой, однако, шутник глава ОСОБи.

Я с некоторой опаской выудил из миски «червя»… Вкусно.

Отец Никодим, улыбаясь, смотрел на меня.

-Нравится?

-Да, ваш крест, - вполне искренне отозвался я.

-Это хорошо.

Глава ОСОБи принялся задумчиво разглядывать свои ногти. Длинные,

желтоватые.

-Это хорошо, - повторил он. – Как думаешь, для чего я привел тебя сюда?

-Вы оказали мне честь, празднуя со мной мое провозглашение, ваш крест.

Он невесело засмеялся.

-Да, разумеется, праздник… Но одновременно, это – поминки.

244

Поминки? Что он имеет в виду? По спине пробежал холодок…

-Это поминки по нашему знакомству, Ахмат, - сказал отец Никодим,