О детях и прочей нечисти

Я радуюсь, что успела отснять своё произведение сегодня утром, хотя и не ожидала, что за ним так скоро явится заказчик.

Ирлик сматывается через окно третьего этажа, а я возвращаюсь в гостиную, где происходит цыганочка с выходом: матушка натурально троллит Аравата. Азамат с мелким отсел подальше, чтобы не принимать участия в конфликте, дети и гости — как будто спектакль смотреть пришли. Хос обычно оставляет телохранителей за порогом наших комнат, поскольку здесь ему ничего не грозит, но сейчас он явно чувствует себя неуютно и предпочёл бы спрятаться за широкое плечо. Не найдя ничего более подходящего, он прячется за Айшу — она сама — то хиленькая, зато как колданёт…

— А что же ты ничего не ешь, дорогой? — интересуется матушка, наворачивая мясо с Араватовой тарелки.

Над Араватом в воздухе проскакивают электрические разряды.

— Наверное потому что

уступил

тебе свою порцию, — цедит он.

— А что же слуги тебе ещё не принесут? Неужто ты не произвёл на них достаточно сильного впечатления? — сладким голосом продолжает Ийзих.

— Полагаю, что Азамат их распустил, — выкручивается Арават. — А вот с каких это пор ты с богами якшаешься?

— Да с лета примерно, — как ни в чём не бывало ответствует матушка. — Тебя что ль завидки берут?

— Меня — то ничего не берёт, а вот тебя как бы ни взяли… на ужин.

— Ой уж ты будешь горче всех горевать, — усмехается матушка. — Да только боги — то у нас покраше тебя, и мне на коврик у двери не указывают, как некоторые.

Арават сморщивает всё лицо в гримасу неверия:

— Ты смеешь жаловаться на моё обращение? Я тебя подобрал с рыбной помойки, отмыл, накормил и в доме поселил — и ты ещё претензии предъявляешь?!

Ийзих методично пережёвывает очередной кусок, потом поворачивает голову и долго смотрит на мужа.

— Мне на той помойке было весьма неплохо, — изрекает она. — И еда у меня была, и крыша над головой, а богатств твоих несметных я всё одно не видела, да и не нужны они мне. Заслуга твоя единственная, что ты мне такого сына подарил. А всё что ты руками да словами умеешь — и волоска с его головы не стоит.

Арават краснеет и надувается. Азамат принимается жестикулировать матери, чтобы прекратила его злить, но её так просто не проймёшь.

— Вообще — то у нас два сына, — с едва сдерживаемым возмущением напоминает Арават. — Или я чего — то не знаю?

— Два, два, — успокаивает его Ийзих. — Да только тумаков за двоих один получал.

— Ну вот что, Ийзих, — не выдерживает Арават. — Ты хочешь мне что — то сказать — так говори в лицо, а не ходи вокруг да около!

Ийзих задумчиво откусывает ореховой лепёшки.

— Я уж сколько раз говорила, да только у тебя на ушах сапоги надеты. Вот как разуешь, так и скажу.

— Я весь внимание, — цедит Арават.

Ийзих так же вдумчиво запивает лепёшку чаем, потом разворачивается всем корпусом и пронизывает Аравата испепеляющим взглядом.

— Ты мне что про Азамата наплёл, старый олух? Ты мне зачем сказал, что у него ни рук, ни лица нет? С какой ты стати взял, что он видеть меня не хочет? Давай, ври быстрее, если за девять лет не придумал отговорку!

Мы с Азаматом переглядываемся. Он прикрывает голову руками, мол, ну Арават и вырыл себе яму…

— Я… — мнётся Арават. — Ну… В общем… Чтобы ты мне не помешала.

— Это как же? — совсем по — азаматовски поднимает брови Ийзих.

— Я хотел Азамата с планеты услать, э — э, в воспитательных целях. Но ты ж страшная баба, я знал, что ты за него и мне, и всему Совету глотки перегрызёшь. Вот и сказал тебе, чтобы отбить охоту. И всего — то преувеличил чуть — чуть…

Ийзих встаёт из — за стола с таким видом, как будто готова прям сейчас и перегрызть, но тут уже Азамат подскакивает и принимается её успокаивать.

— Ма, ну не кипятись, всё позади, это ж когда было — то, теперь — то всё хорошо, не переживай так…

Матушка постепенно теряет убийственность во взгляде и оборачивается к Азамату.

— Да что б ты понимал! — выдавливает она неожиданно ломающимся голосом. — Я девять лет думала…

Потом отмахивается, утирает скупую женскую слезу и хлопается обратно за стол.

Арават молча разворачивается и двигает напрямую к двери, но на пути у него вырастает Алтонгирел.

— Куда собрался? — не очень приветливо спрашивает он.

— Прочь отсюда. Я с этой стервой не могу в одной комнате находиться.

— Стерва — не стерва, а твоя законная жена, — напоминает Алтонгирел. — Никто тебя за бороду не тянул на ней жениться, теперь уж поздно удирать.

— Что ты меня, силком удерживать собрался? — кривится старик, прикидывая свои силы против духовника. Тот хоть ростом пониже, но молодой и крепкий.

— Зачем против труса сила? — усмехается Алтоша. — Достаточно припугнуть.

— Ты кого трусом назвал?! — рявкает Арават, мгновенно становясь малиновым от ушей до кончика носа.

— Того, кто собственной жены боится, — бросает ему в лицо Алтонгирел.

Арават раздувает ноздри, но ответить тут нечего — и правда ведь жены побоялся.

— Ты её в молодости не знал, — наконец выдавливает он жалкую отмазку.

— Нет, — соглашается Алтоша. — Я зато знаю, что ты женился на ней не по расчёту.

— Как это не по расчёту? — встревает матушка. — Ты глаза — то разуй! С чего б ещё он на мне женился?