О детях Кощеевых

Через пару часов после произошедшего Юля уже точно знала, что погорячилась, выставила себя идиоткой и завтра первым делом придет к нему и извинится, чтобы они снова могли быть друзьями. Но она не успела. Демьян пришел к ней первым.

И отчасти это тоже было причиной, по которой Юля сейчас стояла здесь. Той ночью Демьян пришел, утверждая, что всё объяснит. Он всё-таки не оставил ее.

– Евдокия там, где ей хорошо, – ответил Демьян.

– То есть? – оробела Юля.

– Нет-нет, что ты… С ней всё в порядке. Она жива и здорова. И относительно довольна своей участью.

– Относительно…

– Да. Потому что она хотела остаться здесь. Со мной. Поэтому относительно.

Юля испытала двоякое чувство. С одной стороны, за неизвестную сумасшедшую стало боязно. С другой, сумасшедшая обозвала ее прислугой и посягала на Демьяна. А Демьян, выходит, этому и правда был не рад. Жива, здорова и относительно довольна… Пожалуй, этим можно удовлетвориться. Ладно, с этим вопросом вроде бы разобрались. Судя по всему, настало время допроса с пристрастием, но Юля не решалась начать. Демьян выглядел слишком плохо, чтобы на него злиться и в чем-то обвинять. И она спросила совсем другое.

– Как ты?

– Так себе, – ответил он, а потом вдруг улыбнулся. – Но ты пришла, и стало лучше. Я очень рад, что ты пришла, Юль, даже если только затем, чтобы дать мне по физиономии. Готов подставить щеку.

– Ха-ха… Дурацкая шутка.

– Так я же мастер дурацких шуток.

Юля не удержалась и хихикнула. Это была правда. Дём действительно был мастером дурацких шуток, но эти шутки частенько ее спасали. А он улыбнулся еще шире. Она засмотрелась.

У Демьяна была удивительная внешность. Он как был мальчишкой, так и остался, и не знай она, что ему тридцать четыре, то и тридцать дала бы с натяжкой. Нос идеально прямой и вздернутый – и как это в школе ни разу в него ничем не прилетело? – ямочки на щеках, голубые глаза. Плетеные браслеты, что он носил не снимая. А еще кудри… В свое время Юлю зацепила именно его шевелюра. Она шла себе по комнате, полной людей, раздумывая о том, куда бы приткнуться, и вдруг уперлась взглядом в это чудо. Замерла, не поверив своим глазам. Перед ней предстало само очарование, воплощенное в живом человеке. Пройти мимо такого было бы преступлением. Надо было брать. Но рядом с ним уже крутилась какая-то девица, вовсю строила глазки. Демьян вроде бы тоже проявлял интерес. И Юля поняла, что у нее будет только один шанс. Она держала в руках банку с пивом. Пить не пила, а банку взяла лишь затем, чтобы избежать навязчивых вопросов о причинах своего трезвого образа жизни. Она посильнее встряхнула ее, потом еще и еще раз, и направилась прямо к нему…

Позже ночью, когда Демьян уснул, она запускала пальцы ему в волосы и протягивала его кудри сквозь них, глядя, как они распрямляются, а потом, вернув себе свободу, снова закручиваются в кольца. Как он ей понравился. Легкость, с которой Демьян с ней общался, шла рука об руку с уважением. Он был с ней очень вежлив, не позволил себе ни одной скабрезности и явно был готов дать уйти, если она не захочет продолжения. Не потащил в кровать сразу же, как они приехали. И – черт возьми – он ее раздевал. Определенно, это было самое потрясающее, что случилось с ней той ночью. Демьян не просто снял с нее эту чертову пижаму, он расстегивал ее медленно и не разозлился, когда замок не поддался с первого раза, а она рассмеялась. А потом сантиметр за сантиметром высвобождал ее плечи, глядя ей в глаза, и это завораживало и отчего-то пугало. Юля прекрасно помнила, как смутилась в тот момент: она не привыкла к такому вниманию и теперь ощущала себя дорогим подарком, который неспешно освобождают от обертки, желая насладиться предвкушением, потому что ценно не обладание, ценно мгновение. Она поняла, что покраснела, по тому, как он улыбнулся ей. А потом поцеловал.

Больше с ней такого ни разу не случалось. То есть раздевать-то ее раздевали, и медленно, и играючи, но вот этого ощущения, когда ты в центре всего, она больше ни с кем не испытала. И оставалось только гадать, как могло бы быть, если бы в ту ночь он хоть что-то к ней чувствовал…