О девице-торс и господах Кувшинниковых

Устройте дѣвицѣ-торсъ оперу, да съ настоящими артистами: они будутъ дѣлать свое профессіональное дѣло превосходно, но не удостоятся никакого успѣха, ибо – что Кувшинниковымъ эта Гекуба? Для оперы что ли Кувшинниковъ въ оперу пошелъ? для артистовъ? Я зналъ Кувшинникова, который, сидя въ Маріинскомъ театрѣ, по абонементу, даже не интересовался, какую оперу онъ слушаетъ, и оживился только однажды, когда оркестръ и хоръ грянули лихой солдатскій маршъ. Тутъ Кувшинниковъ толкнулъ знакомаго сосѣда и вопросилъ:

– Слушай: зачѣмъ это они маршъ изъ «Фауста» жарятъ?

– Да, потому, что «Фаустъ» идетъ.

– Ишь!

И артисты, и опера – это для Кувшинникова скучныя «момо». Онъ ждетъ «самаго настоящаго»: новинки, какъ дѣвица-торсъ будетъ извиваться на оперный манеръ.

– Ахъ, дуйте горою! Знай нашихъ! Ну, чѣмъ не примадонна? Браво, браво, бисъ, дѣвица-торсъ! Патти зашибла! Никогда y Патти такихъ тѣлесовъ быть не могло! Гдѣ душа Тряпичкинъ? Ноздревъ, апплодируй! Тряпичкинъ, строчи!

Дайте дѣвицѣ-торсъ драму, да съ знаменитымъ гастролеромъ, котораго, однако, дѣвица-торсъ совсѣмъ забьетъ успѣхомъ, потому что покажется Кувшинниковымъ въ пяти парижскихъ туалетахъ, одинъ другого краше и дороже, и доведетъ Кувшинниковыхъ, – рукоплещущихъ, вызывающихъ, швыряющихъ на сцену букеты, – до ржущаго самоизступленія. Фамилію дѣвицы-торсъ дирекція театра обязана печатать на афишѣ въ красную строку, жирнѣйшимъ изъ жирныхъ шрифтовъ, съ именемъ и отчествомъ.

– Кто вамъ сборы-то дѣлаетъ – я, дѣвица-торсъ, или ваше серьезное искусство?

И вѣдь права, чортъ возьми: она, всеконечно, она и только она! Потому что въ то время, какъ въ спектакли дѣвицы-торсъ ломятся толпы эротически обезумѣвшихъ Кувшинниковыхъ, о спектакляхъ безъ дѣвицы-торсъ то и дѣло приходится читать отмѣтки души Тряпичкина:

– Бенефиціантъ сдѣлалъ большую ошибку, что, довѣряясь громкимъ именамъ изъ круга «серьезнаго искусства», не пригласилъ къ участію въ своихъ артистическихъ именинахъ нашу дивную чаровницу, незамѣнимую дѣвицу-торсъ. Отсутствіе обольстительной diseuse печально отозвалось на сборѣ: «знаменитостямъ серьезнаго искусства» пришлось исполнять своихъ Бетховеновъ и Чайковскихъ въ залѣ, напоминавшемъ пустотою степь Гоби или Шамо. Полезный урокъ для многихъ артистическихъ самолюбій.

– Спектакль съ участіемъ знаменитаго русскаго трагика былъ вчера отмѣненъ по случаю дождя, хотя намъ доподлинно извѣстно, что дождя не было. Нашъ добрый совѣтъ бѣдняге-антрепренеру: махнутъ рукою на «Гамлетовъ» и «Лировъ», развѣ что ему удастся заручиться для Шекспира участіемъ нашей высокоталантливой дѣвицы-торсъ, которая, къ слову сказать, въ сценѣ сумасшествія Офеліи имѣетъ прекрасный случай не только увлечь публику роскошью пластическихъ впечатлѣній, но и исполнить нѣсколько цыганскихъ романсовъ, передаваемыхъ ею съ такимъ несравненнымъ brio…

Захочу – полюблю,
Захочу – разлюблю…
Я на свѣтѣ вольна…
Наливай стаканъ вина!..

Кувшинниковы и Тряпичкины какъ бы вывертываютъ на изнанку Раскольникова. Тотъ въ Сонѣ Мармеладовой «убогую» нашелъ, чтобы въ лицѣ ея поклониться въ ноги страданію человѣческому. Эти «нарядныхъ» изыскиваютъ, чтобы тоже въ ноги поклониться – только не горькому страданію невольнаго порока, a блистательнѣйшему торжеству вполнѣ вольнаго и въ апоѳеозъ возведеннаго полового восторга.

Зах-хочу полюблю,
Зах-хочу разлюблю…
Жизнь на радость намъ дана…
Наливай стаканъ вина!..

Глупы мысли, глупы слова, глупа музыка, глупа вычурная манера исполненія, но въ глупости-то и сила – въ не требующей разсужденія, чувственной животности, отъ которой Кувшинниковы свирѣпо озлобляются плотью, a Тряпичкины съ умильностью констатируютъ:

– Очаровательница была привѣтствована долго несмолкавшимъ, безпримѣрно единодушнымъ ржаніемъ. Мы слышали, что одинъ изъ нашихъ финансистовъ…

Интимныя и даже альковныя подробности о развеселой жлзни «нашихъ финансистовъ» и сильно дѣйствующахъ торсовъ составляютъ нынѣ весьма существенную часть въ программахъ тряпичкино-кувшинниковской прессы. На столбцахъ ея вы можете найти все: гдѣ, когда, какая кума съ кумомъ сидѣла; почему петербуржецъ А. поднесъ колье не дѣвицѣ-торсъ Б.? но дѣвицѣ-фуроръ В., a дѣвица-скандалъ Г. должна была удовольствоваться браслетомъ отъ нефтяника Д. – и такъ далѣе, до истощенія всѣхъ буквъ алфавита, послѣ чего, пожалуй, можно начать сызнова.

Въ исторіи россійскаго кафешантана – три періода.