С тех пор, когда были написаны эти вещие слова, были открыты делимость и разложимость атомов, о чем свидетельствовало прежде всего явление радиоактивности, т. е. самопроизвольного распада химических элементов (а значит и их атомов). Далее физика открыла множество частиц, более мелких, нежели атомы, причем среди них 'были и структурные частицы самого атома (атомные ядра и электроны) и целая плеяда элементарных частиц, простейшие из которых (фотоны — «частицы» света — и нейтрино различных разновидностей) действительно оказались лишенными массы (в смысле отсутствия собственной массы, или массы покоя), а потому представлявшими собой только то, что Энгельс называл «отталкиванием» (как известно, он ставил знак равенства между отталкиванием и энергией). Но, разумеется, отсутствие массы покоя не означало, что эти частицы лишены материальности.
Особый интерес представляет предвидение Энгельсом электрона, которое логически вытекало из предвидения сложного строения атомов и их делимости. Вместе с тем оно касалс;ь и непосредственно всего учения об электричестве. Сопоставляя состояние названного учения в начале 80-х годов прошлого века с состоянием химии в это же время, Энгельс констатировал состояние разброда в современном учении об электричестве, делавшее пока невозможным установление какой-нибудь всеобъемлющей теории; это, главным образом, и обусловливало господство їв этой области односторонней эмпирии.
Напротив, в химии, «благодаря дальтоновскому открытию атомных весов, мы находим порядок, относительную устойчивость однажды достигнутых результатов и систематический, почти планомерный натиск на еще не завоеванные области, сравнимый с правильной осадой какой-нибудь крепости»[1]. Так писал Энгельс, имея в виду открытие Дальтоном материального носителя химических процессов — атома как дискретной частицы материи, что определило весь последующий прогресс химической науки. И вот Энгельс предсказывает, что и в области электричества еще только предстоит сделать открытие, подобное открытию Дальтона, открытие, дающее всей науке средоточие, а исследованию — прочную основу. Должен быть найден материальный носитель электрических процессов, а учение об электричестве должно быть создано на основе такой же идеи дискретности, на какой со времени Дальтона строится химия.
[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 433.
Но так как атом и молекулу, а тем более частицу электричества нельзя увидеть непосредственно даже в микроскоп, то открыть их можно было только с помощью теоретического мышления. Поэтому для того чтобы вывести учение об электричестве из тупика, в который оно зашло в результате господства узкого эмпиризма, нужно было широко открыть двери для теоретического мышления, обобщающего данные экспериментального исследования, а вместе с ним — и для диалектики, с помощью которой можно было бы проникнуть в сущность уже изученных электрических явлений.
Энгельс ставит вопрос о выяснении того, «что является собственно вещественным субстратом электрического движения, что собственно за вещь вызывает своим движением электрические явления»[1].
[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 439.
Решением этого вопроса и вместе с тем полным подтверждением высказанного Энгельсом прогноза относительно природы электрических процессов явилось открытие в 1897 г. (через два года после смерти Энгельса) электрона Дж. Дж. Томсоном. Произошло событие, аналогичное в принципе открытию Дальтоном химической атомистики: в учение об электричестве вошла идея дискретности, вызвавшая революцию в физике. А спустя еще немного, благодаря теории квантов, созданной в 1900 г. Максом Планком и развитой дальше Альбертом Эйнштейном, который в 1905 г. ввел понятие фотона (светового «атома»), эта идея вошла и в учение о свете.
3. Пути естествознания
Анализируя общие пути развития современного ему естествознания, Энгельс, по сути дела, сумел наметить и дальнейшие перспективы его развития.
Замечательно прежде всего то, что в условиях XIX в. Энгельс как бы предчувствовал приближение того глубокого «кризисного» процесса в естествознании, который начался уже после его смерти и который Ленин назвал «кризисом физики», «кризисом естествознания». Этот «кризис» носил философский характер. Его суть состояла в том, как показал Ленин, что под влиянием начавшейся крутой ломки старых понятий и принципов науки, совершавшейся в условиях усилившегося наступления реакционной философии на материализм, некоторые естествоиспытатели скатились на позиции идеализма и агностицизма. Этот уклон к идеализму, вызванный «новейшей революцией в естествознании», и привел в начале нашего века к кризису физики и всего естествознания.
Ленин указывает две гносеологические причины этого «кризиса», выступавшего в виде так называемого «физического» идеализма: первая — завоевание физики духом математики, вторая — релятивизм, признание относительности нашего познания, которое при незнании диалектики неминуемо ведет к идеализму и агностицизму.