О «Диалектике природы» Энгельса

Энгельс фактически предвидел оба эти гносеологических фактора, которые во второй половине XIX столетия существовали только в виде зародышей и получили развитие лишь позднее, на самом рубеже XIX и XX вв. и особенно в начале XX в.

В отношении первого из них Энгельс писал, что математика при всей своей абстрактности имеет реальные связи с действительным миром, так что существуют прямые аналогии между ее операциями, ее понятиями, с одной стороны, и процессами действительного мира — с другой. «Но как только математики укроются в свою неприступную твердыню абстракции, так называемую чистую математику, все эти аналогии забываются; бесконечное становится чем-то совершенно таинственным, и тот способ, каким с ним оперируют їв анализе, начинает казаться чем-то совершенно непонятным, противоречащим всякому опыту и всякому смыслу... Они забывают, что вся так называемая чистая математика занимается абстракциями, что все ее величины суть, строго говоря, воображаемые величины и что все абстракции, доведенные до крайности, превращаются в бессмыслицу или в свою противоположность»[1].

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 586.

Конечно, процесс математизации любой отрасли естественнонаучного знания представляет собой огромный прогресс науки. Проникновение математики во все без исключения естественные науки всегда вызывало в них большие положительные сдвиги и в большей мере ускоряло их развитие. Но вместе с тем математизация, при тенденции некоторых математиков отрывать свою науку и ее построения от реального мира и в условиях методологического кризиса естествознания, порождала и отрицательные їв философском отношении явления, о которых Энгельс писал в 1885 г. Так Энгельс предвидел будущий кризис естествознания уже на основании первых его признаков.

Относительно второго фактора уместно привести следующее высказывание Энгельса: «Количество и смена вытесняющих друг друга гипотез, — писал он, — при отсутствии у естествоиспытателей логической и диалектической подготовки, легко вызывают у них представление о том, будто мы не способны познать сущность вещей»[1].

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 555.

Смена гипотез и теорий, коренная ломка понятий и принципов — все это свидетельствует об относительности нашего познания, и сам по себе такой вывод не содержит в себе ничего предосудительного. Напротив, он прямо диктуется диалектикой. Но при незнании диалектики самими учеными, при отсутствии у них диалектической подготовки такой вывод толкает их на неверное обобщение, что относительность наших знаний свидетельствует, дескать, о том, что в них нет ничего объективного или что мы бессильны познать сущность вещей. Таким образом, через односторонне понятый релятивизм начинают просачиваться в естествознание субъективистские и агностические воззрения.

Главный вопрос, всегда интересовавший Энгельса и привлекавший к себе его пристальное внимание, — вопрос о связи между философией и естествознанием — получил развитие в наше івремя в соответствии с тем, как это и предвидел Энгельс. Выходом из противоречий, в которых запутывалось естествознание во второй половине XIX в., был отказ от метафизики и переход на позиции диалектики в понимании коренных проблем современного естествознания. В этом, собственно говоря, и заключался философский смысл «новейшей революции в естествознании», о которой іписал В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» и в других своих философских трудах.

В начале нашего века диалектика врывалась в естествознание стихийно, а потому и непоследовательно.