— Но я не хочу становиться более восприимчивым, — заявил Уилл. — Я как раз стремлюсь свою восприимчивость понизить. Стать менее восприимчивым к ужасам, подобным смерти тетушки Мэри, или к невыносимым условиям жизни людей в трущобах Ренданга-Лобо. Менее восприимчивым к неприятным зрелищам и гнусным запахам, пусть кому-то эти запахи покажутся восхитительными, — добавил он, вспомнив недавнее возвращение к запахам псины, рака печени и цибетина в клубничном алькове. — Хочу быть менее чувствительным к собственным высоким заработкам и к нищете других людей. Менее остро воспринимать свое собственное отменное здоровье, окруженный океаном больных малярией и страдающих от ленточных глистов. Свой безопасный, стерилизованный секс забавы ради посреди океана голодающих младенцев. «Прости им, ибо не ведают, что творят». Потрясающее заявление! Но к сожалению, я ведаю, что творю. Слишком хорошо знаю. А теперь вы хотите, чтобы я воспринимал это еще более отчетливо, чем сейчас…
— Я ни о чем вас не прошу, ничего не навязываю, — возразила она. — Просто передаю совет, данный поколениями умнейших старых птиц, начиная с Гаутаны и кончая Старым Раджей. Начни с полного осознания того, кем ты сам себя считаешь. Это поможет понять, кто ты на самом деле.
Он пожал плечами:
— Человек считает себя кем-то уникальным, чудесным центром, вокруг которого вращается вся вселенная. Но на деле же он представляет собой легкую задержку в извечно продолжающемся марше неопределенностей.
— Именно в этом и состоит первая половина учения Будды. Быстротечность жизни, никакой вечной души и неизбежный печальный конец. Но он на этом не останавливается. Он оставил нам и вторую половину. Эта задержка в непрерывной энтропии и есть Сущность в чистом виде. А отсутствие вечной души заложено в самой Природе Будды.
— Отсутствие души… С этим сравнительно легко смириться. Но как быть с присутствием рака, с присутствием постепенной деградации? Как воспринимать голод, перенаселенность и полковника Дипу? Они тоже Божественная Сущность в чистом виде?
— Конечно. Но вы должны сами понимать, насколько трудно людям, несущим зло, самим открыть для себя Природу Будды. Общественное здравоохранение и социальные реформы по сути своей есть обязательные предпосылки для любого общего Просветления.
— Но вопреки всем усилиям здравоохранения и социальным реформам люди продолжают умирать. Даже на Пале, — добавил он, чтобы придать своим словам оттенок иронии.
— Вот потому-то в основе благоденствия и должна лежать
Внезапно шаги раздались сначала на ступенях, а потом на дощатом полу веранды, и детский голос окликнул:
— Мама!
— Я здесь, милая, — отозвалась Сузила.
Входная дверь резко распахнулась, и в комнату буквально ворвалась Мэри Сароджини.
— Мама! — задыхаясь, сказала она. — Они просили тебя приехать немедленно. Это бабушка Лакшми. Она… — Только сейчас девочка заметила фигуру мужчины в гамаке, вздрогнула и осеклась. — О, простите, я не знала, что вы здесь.
Уилл приветствовал ее взмахом руки, но промолчал. Она же улыбнулась ему чисто формально, после чего снова повернулась к матери.
— Бабушке Лакшми неожиданно стало намного хуже, — сказала она, — а дедушка Роберт до сих пор на высокогорной Экспериментальной станции, и до него никак не могут дозвониться.
— Ты бежала всю дорогу?
— Да, кроме тех мест, где обрыв в самом деле очень крутой.
Сузила обняла дочь и поцеловала ее, но потом очень резко и по-деловому поднялась на ноги.
— Это мама Дугалда, — сказала она.
— А она… — Уилл посмотрел на Мэри Сароджини, потом снова на Сузилу. Было ли слово «смерть» табу? Мог он употребить его в присутствии девочки?
— Вы хотели спросить, умирает ли она?
Он кивнул.
— Мы, конечно, ожидали этого, — продолжала Сузила. — Но не сегодня. Утром мне показалось, что ей стало получше… — Она помотала головой. — Что ж, мне надо ехать и быть рядом… Пусть я и буду находиться в другом мире. Но вообще-то он не настолько другой, как вы думаете. Простите, что оставили наш разговор незавершенным, но у нас еще будут возможности возобновить его. А пока чем бы вы хотели заняться? Можете оставаться здесь. Или я отвезу вас к доктору Роберту. А если хотите, поезжайте вместе со мной и Мэри Сароджини.
— В качестве профессионального наблюдателя казней?
— Нет, не в качестве профессионального наблюдателя казней, — ответила она резко. — Вы просто человеческое существо, которому необходимо знать, как жить и как потом умирать. Необходимо настоятельно, подобно всем нам.
— Которому это даже важнее, чем многим другим, — сказал он. — Но я не стану там лишь помехой?
— Если не будете помехой для себя самого, то не помешаете никому.