О дивный новый мир. Остров

— Мы только что узнали… — начал объяснять Муруган, но огляделся и покачал головой. — Нет, здесь я не могу вам ничего рассказать. Именно поэтому вы должны поехать к нам в бунгало. Сейчас же! Нельзя терять времея.

Уилл посмотрел на часы.

— Да, время терять нельзя, — повторил он чужие слова, а потом повернулся к Мэри Сароджини. — Нам пора идти, — сказал он. — В какую сторону?

— Я покажу, — ответила она, и они пошли, снова взявшись за руки.

— Подождите! Постойте! — умолял Муруган, но, видя, что Уилл и Мэри Сароджини не собираются останавливаться, начал вдогонку пробиваться сквозь толпу. — Что мне ей сказать? — выкрикнул он, уже заметно отстав.

В своем страхе паренек выглядел и комичным, и жалким. И злость Уилла улетучилась, сменившись лукавством. Он громко рассмеялся. Потом чуть задержался и спросил:

— Что бы ты ей сказала, Мэри Сароджини?

— Я бы рассказала ей все в точности, — ответила девочка. — То есть если бы это была моя мама. Но тут вспоминаешь, — продолжила она, немного подумав, — что моя мама не Рани. — Она посмотрела на Муругана. — Ты член какого-нибудь КВП?

Разумеется, членом КВП он не был. Для Рани сама идея таких клубов являла собой предел богохульства. Только Бог дает человеку Мать. И Духовная Воительница желала, чтобы ее богоданная жертва принадлежала ей одной.

— У тебя нет своего КВП, — покачала головой Мэри Сароджини. — Это ужасно! Ты мог бы пойти и пожить несколько дней у одной из своих альтернативных матерей.

По-прежнему в страхе перед необходимостью рассказать своей единственной матери о провале миссии, Муруган начал жалобные вариации на ту же тему.

— Я даже не представляю, что она мне скажет, — твердил он. — Не могу вообразить, как прореагирует.

— Есть только один способ узнать это, — сказал Уилл. — Отправиться домой и выслушать ее.

— Поедемте со мной, — умолял Муруган. — Пожалуйста! — Он снова вцепился в руку Уилла.

— Я же просил не прикасаться больше ко мне. — Пальцы юнца поспешно разжались. Уилл улыбнулся. — Так-то лучше! — А потом сделал прощальный жест. — Спокойной ночи, Ваше Высочество. — И обратился к Мэри Сароджини с веселой просьбой: — Веди же меня, мисс Макфэйл!

— Вы притворялись? — спросила она. — Или рассердились не на шутку?

— Я рассвирепел всерьез и до крайней степени, — заверил он ее.

А потом вспомнил то, что ему показали в спортивном зале школы. Промурлыкав начальные ноты «Изгнания Ракшаши», он ударил в мостовую твердой подошвой ботинка.

— Как думаешь, мне лучше затоптать его?

— Может быть, пойдет на пользу.

— Ты серьезно так думаешь?

— Да. Он ведь начнет вас ненавидеть, как только пройдет испуг.

Уилл пожал плечами. Вообще-то ему было глубоко наплевать. Но, по мере того как недавние события уходили в прошлое, а будущее надвигалось, когда они покинули ярко освещенную площадь и стали подниматься по темной и крутой улочке, которая извивами вела в сторону больницы, настроение у него стало меняться. Веди меня, мисс Макфэйл! Но куда? И прочь от чего? К новому проявлению Главного Ужаса и очень далеко от надежды получить благословенную свободу, обещанную Джо Альдегидом. Получить ее как раз сейчас становилось совсем легко, а поскольку остров Пала был так или иначе обречен, то не стоило бы даже моральных терзаний и мук совести по поводу своего предательства. А ведь он, возможно, удалялся не только от надежды на год свободы. Вполне вероятно, что, наслушавшись жалоб на него Рани, Джо и сам разозлится в достаточной степени, чтобы лишить хорошо оплачиваемой работы профессионального наблюдателя за казнями. Не повернуть ли назад? Не разыскать ли Муругана, извиниться и сделать все, что ужасная женщина прикажет выполнить? В ста ярдах выше вдоль улицы сквозь стволы деревьев уже стал виден свет окон больницы.

— Давай отдохнем немного, — сказал он.

— Вы устали? — озабоченно спросила Мэри Сароджини.

— Да, чуть притомился.

Он отвернулся и оперся о свою трость-альпеншток, глядя вниз на рыночную площадь. В ярком свете дуговых фонарей розовое здание мэрии выглядело огромной порцией малинового шербета. На шпиле храма, фриз за фризом, он мог видеть обычную избыточность индуистских скульптур — слонов, демонов, девушек с небывало пышными грудями и задами, танцующих изображений Шивы и, конечно, целые ряды образов будущего и нынешнего Будды в спокойном экстазе. А между шербетом и мифологией где-то затерялось в густой толпе унылое лицо юноши в белой шелковой пижаме. Так не отправиться ли назад? Это будет разумный, практичный, осторожный поступок с его стороны. Но внутренний голос — не ласковый, как у Рани, а зычный и громоподобный — буквально закричал: «Подлость! Низость!» Совесть заговорила? Нет. Моральные принципы? Боже упаси! Но отвращение, грязь и невыносимая вульгарность — вот что не позволяло человеку, обладавшему хоть каким-то чувством собственного достоинства и вкусом, стать участником всей этой сволочной возни.

— Ну что, пойдем дальше, — сказал он, обращаясь к Мэри Сароджини.