О дивный Новый Свет!

– Десяти. И корабли Русской Америки, начиная с сегодняшнего дня, получают немедленное право торговли во всех тихоокеанских и карибских портах Испанской Америки. Кроме того, мы сможем немедленно приступать к заселению Барбадоса. Конечно, в случае неуплаты, остров будет возвращен испанской короне со всеми постройками.

– Мы согласны, дон Алесео.

Лерма написал несколько строк на листе бумаги, открыл дверь, подозвал дежурившего там монаха, и передал ему первоначальный проект договора. Через полчаса принесли два экземпляра исправленного варианта. Я посмотрел на написанное и подумал, что все вроде правильно, но я опять, как дурак, подписываю, не проконсультировавшись с адвокатом. Но ссылаться на то, что я не доверяю Его Католическому Величеству, было бы не самой лучшей идеей. И я подписался.

За мной, свои подписи поставил герцог Лерма, а чуть ниже Филипп написал «Yo el rey» – «я, король». Лерма оттиснул на каждом экземпляре печать и передал один из них мне, после чего мы распрощались.

Я подумал, что, кровь из носа, нужно будет найти эту сумму – одного серебра в Неваде и Аризоне не пять тонн, а многие тысячи. Кроме того, мне были выданы бумаги о торговле и о заселении Барбадоса. Тем же вечером, я встретился за ужином с доном Исидро и доном Хуаном, и решил показать ему бумаги, хотя я и не знал, можно ли ему полностью доверять. Тот на удивление дотошно прочитал бумаги и сказал:

– Я изучал юриспруденцию в Саламанке, и поверьте, дон Алесео, здесь и правда нет никаких подводных камней.

При этом его взгляд не увиливал – похоже, он говорил правду. Ну что ж, поживем-увидим.

В субботу, одиннадцатого марта, мы отправились обратно. Нам дали право пользоваться почтовыми лошадьми, а также снабдили каретами с возницами. Кареты, конечно, были намного менее удобными, чем те, на которых мы приехали в Эскориал, но ехали мы быстро, лошадей нам меняли на каждой почтовой станции. Там же время от времени менялись и возницы, а по дороге мы останавливались в paradores – так назывались постоялые дворы для тех, кто путешествовал по приказу короля. На этот раз, мы отправились в Севилью прямиком через горы, и прибыли в этот знакомый нам город двадцать первого марта.

Я надеялся наконец-то попариться в тамошних банях, но увы, их закрыли сразу после нападения морисков на поезд Ее Величества. Тогда мы поехали в Херес, где нам было дозволено остановиться в тамошнем алькасаре и уговорили прислугу замка натопить для нас баню – она все еще существовала, хотя ей до нас не пользовались уже более ста лет. Пока ее для нас топили, нам предложили дегустацию местных вин, которые оказались весьма незаурядными – некоторые даже лучше, чем те, которыми нас угощали тогда в Кадисе.

Двадцать четвертого марта мы вернулись в Кадис. Все работы были закончены, и рано утром двадцать пятого мы вышли из этого прекрасного города. Больше остановок до захода в Балтику не ожидалось. Как в песне поется – здравствуйте, хмурые дни, южное солнце, прощай…

6. Жовто-блакитная перемога

Я не выдержал и попросил Ваню хоть единым глазком взглянуть на Лиссабон. И на следующее утро мы увидели чудесный белый город, поднимавшийся вверх по крутому берегу. Да, он был похож на Салвадор, точнее, Салвадор пытался быть похожим на него, но оригинал оказался вне конкуренции.

Я когда-то читал, что землетрясение в восемнадцатом веке полностью уничтожило исторический Лиссабон, и что от большей его части остались лишь два здания. Так что та панорама, которую мы видели с воды, была абсолютно неизвестна в моё время. Подумав, что придется приехать сюда ещё раз, чтобы все-таки посетить это прекрасное место, я дал отмашку, и «Победа» пошла дальше.

Как ни странно, мы напугали местных рыбаков намного больше, чем кадисских или салвадорских – при виде огромной по тем временам «Победы», десятки рыбацких лодок устремились обратно в порт. Я еще подумал: а что нас бояться? Мы белые и пушистые.

После этого мы чуть отошли от берега, и землю было еле видно – а Бискайский залив вообще срезали по прямой. Дальше мелькали, где-то далеко на горизонте или за таковым, берега Франции и Англии, Испанских и независимых Нидерландов, Германии и Дании…

Первого апреля мы вошли в Скагеррак[29], и на траверсе Скагена, примерно там, где пролив становится Каттегатом, мы увидели, как к нам «несется на всех парах» корабль под шведским флагом – желтым крестом на голубом фоне, только почему-то с вырезом с правой стороны. Точнее, сей дредноут шёл со скоростью не более пяти узлов, но уж о-о-очень быстро. И грохот его пушки – выстрел был холостой, во всяком случае, фонтанчиков от падения ядра мы не наблюдали – привел нас в такой «неописуемый ужас», что мы решили подчиниться суровому року и приблизились к шведу. Вскоре мы даже увидели название, выложенное золотыми буквами на борту корабля: «Trekronor» («Три короны»).