О доцентах с любовью

– А ты один! У тебя никого нет. И не будет. Только деньги, власть и злоба. Ничего кроме. У тебя больше нет детей. Ты сейчас вычеркнул из своей жизни дочь. Ты никогда больше её не увидишь. Ты не увидишь, как родятся и вырастут твои внуки. А десять лет назад ты выгнал сына. Да у тебя и не было никогда сына. Я всю жизнь тебя боялся.

Отец смотрит на меня так, как будто первый раз видит.

– Ну, теперь, я вижу, не боишься.

И я вдруг понимаю, что сейчас и правда не боюсь его. Сейчас я готов с ним драться, защищая Дэна.

– Ты прав, теперь не боюсь, – говорю я уже спокойнее.

Дэн всё это время молчит. Он знает, что это моя война, и не вмешивается. Я благодарен ему за это.

Отец продолжает изучающе смотреть на меня. Говорит медленно:

– И всё-таки ты мой сын. Я это вижу. Ты сейчас такой же, как я.

Для меня его слова как удар под дых.

– Нет, – говорю я тихо. А потом кричу: – Никогда! Слышишь, никогда я не буду таким как ты!

Дэн опять сжимает мою руку. Я вцепляюсь в неё и замолкаю.

Отец тоже молчит, погружённый в свои мысли. Он задумчиво оглядывает комнату и нас с Дэном, держащихся за руки и стоящих вплотную друг к другу.

Наконец он возвращается мыслями к происходящему, смотрит пристально сначала в мои глаза, потом в глаза Дэна, отворачивается и говорит:

– Не провожайте, я захлопну. – И выходит из комнаты.

Мы остаёмся на месте. Я слышу, как хлопает входная дверь и расслабляюсь. Дэн высвобождает свою руку, я смотрю на красные пятна на ней, в тех местах, где только что были мои пальцы, и только сейчас понимаю, как сильно сжимал её.

Я сажусь на диван.

– Дэн, налей мне чего-нибудь, – прошу я.

Меня всё ещё трясёт после разговора с отцом.

Дэн приносит с кухни бутылку конька и бокал. Наливает, протягивает мне, и я делаю глоток. Он садится рядом и обнимает меня, а я кладу голову ему на плечо.

– Он прав. Я такой же, как он, – ни то спрашиваю, ни то утверждаю я. – Сейчас я был таким же, как он.

– Не говори глупостей. – Дэн прижимает меня к себе. – Ты – это ты. Ты не можешь быть таким как твой отец. Ты другой. Другой.

– Пообещай мне, что не дашь мне таким стать, – прошу я.

– Ты никогда таким не станешь. Поверь мне.

Денис

Пашка протягивает мне пустой бокал, и я наливаю ему ещё коньяка. Он взвинчен, и ему надо расслабиться. Его отец только что ушёл. Мы сидим на диване и приходим в себя.

Я обнимаю Павлика, он медленно допивает коньяк, сворачивается клубочком и кладёт голову мне на колени.

Говорит виновато:

– Денис, он не шутил. Он вполне может выполнить свои угрозы…

Запускаю руку в Пашкины волосы, перебираю их пальцами и ласкаю затылок.

– Ты же сам всё сказал. Мы с тобой есть друг у друга, значит всё будет хорошо. Мы со всем справимся. Или ты не веришь в свои слова?

– Верю. Но я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. – Коньяк подействовал, и Пашкин язык уже начинает заплетаться.

– Я переживу.

– Дениска… Я люблю тебя, – бормочет Павлик пьяно.

– Я тебя тоже, малыш. – Глажу его по спине.

Паша расслабляется, успокаивается, устраивается поудобнее и закрывает глаза.

Я беру его бокал, наливаю в него коньяк и делаю несколько глотков. А что? Я тоже понервничал и имею право.

Ближе к вечеру я сижу за столом, проверяю почту и отвечаю на письма по работе. Павлик в это время слоняется по квартире угрюмый. Его гложет визит отца, а главное – его гложут прозвучавшие из отцовских уст угрозы. Он переживает, и я догадываюсь, что переживает он в первую очередь за меня. Да мне и самому немного неспокойно, но я стараюсь не думать о плохом. Что толку себя накручивать? Повлиять на ситуацию мы всё равно не сумеем.

На улице темнеет. Паша включает свет, плюхается за моей спиной на диван, ворочается с боку на бок и вздыхает. Потом садится и шуршит какими-то бумагами. Поворачиваюсь и смотрю на него. Он крутит в руках распечатки каких-то своих экологических графиков. Видно пытается отвлечься, но выходит у него плохо, и через некоторое время он снова вздыхает и отбрасывает распечатки в сторону.

Закрываю крышку ноутбука и сажусь рядом с Пашей. Притягиваю его к себе и говорю твёрдо:

– Мы. Со всем. Справимся.

Он скептически фыркает, и в этот момент раздаётся звонок в дверь. Паша вздрагивает и смотрит на меня испуганно.

Поднимаюсь и иду в коридор. Даже не хочу думать кто там.

Смотрю в глазок и вижу женщину. Открываю дверь.

– Здравствуйте, – говорит она, внимательно глядя на меня. – Могу я увидеть Павла?

Вздыхаю.

– Проходите.

В коридор заходит ухоженная женщина средних лет. На ней короткое тёмное пальто и чёрные брюки. Мне хватает минуты, чтобы догадаться кто это. У женщины светлые волнистые волосы до плеч, такие же как у Павлика. Я смотрю в её глаза и вижу Пашкины глаза-омуты.

– Паш, – зову я. – Иди сюда.

Павлик выходит их комнаты с обречённым видом. Он уже ни чему не удивляется и устало спрашивает:

– Мама? Ты тоже решила прийти?

Паша нехотя знакомит нас.

– Мама, это Денис. Денис, это моя мама.

Он не называет имени-отчества матери. Наверное, тем самым хочет показать, что она нежеланный гость, и общаться мы с ней не будем.

– Очень приятно, – говорю я, но моему тону понятно, что это не так.