О древнем имени Божием

Ко времени перевода LXX въ отвѣтныхъ словахъ Божіихъ Моисею видѣли не одно только указаніе на существо Божіе, а вмѣстѣ съ тѣмъ и изъясненіе четырехъ буквеннаго имени, въ смыслѣ имени болѣе и даже исключительно Ему приличнаго. Доказывается это сравненіемъ того, что пишетъ о τετραγραμα и о разсматриваемомъ мѣстѣ александрійскій философъ іудей Филонъ, одинъ изъ юныхъ современниковъ Христа Спасителя. Къ повѣствованію Моисея онъ дѣлаетъ слѣдующее замѣчаніе[20]: „Моисей хорошо понималъ, что ни собственные его соплеменники, ни всѣ другіе не повѣрили бы ему. Посему онъ и говоритъ: а если спросятъ меня, какое имя Тому, который послалъ тебя къ намъ? и я не знаю тогда, что скажу имъ, чтобы не оказаться обманщикомъ предъ ними. Въ отвѣтъ на это Господь говоритъ ему: скажи имъ сначала, что „Я есмь, который есмь“, дабы они научились отличать Сущаго отъ несущихъ и познавали такимъ образомъ, что въ собственномъ смыслѣ никакое имя не приложимо ко Мнѣ, потому что бытіе присуще только Мнѣ Одному. Если же они при слабости ихъ способности пониманія далѣе вопросятъ тебя, то возвѣсти имъ не то только, что Я — Богъ, но и то, что Я есмь Богъ и тѣхъ трехъ мужей, которые прославились своею добродѣтельною жизнію: Богъ Авраама, Богъ Исаака и Богъ Іакова“. Въ другомъ мѣстѣ Филонъ кратко и прекрасно объясняетъ это „Я есмь, который есмь“ такъ: существо Мое есть — быть, а не именоваться. Говоря о золотой дщидѣ, что на увяслѣ (кидарѣ) первосвященника, Филонъ замѣчаетъ, что на ней вырѣзаны были тѣ четыре буквы, которыми обозначалось имя „Сый“, такъ какъ невозможно понять даже что-нибудь изъ всего того, что въ этомъ имени заключается, кромѣ того, что нужно призывать Бога; ибо только Его безконечною милостію и благодатною силою все соединяется во едино и все содержится“[21].— Это находимъ и въ словахъ ап. Павла, который говоритъ: о Немъ бо (Богѣ) живемъ, и движемся, и есмы (Дѣян. XVII, 28).

Св. Іоаннъ Богословъ болѣе раскрываетъ намъ содержаніе четырехъ-буквеннаго имени Божія, а именно, что въ немъ заключается понятіе неизмѣннаго божественнаго бытія, обнимающаго собою и прошедшее в настоящее и будущее. Такъ, въ Апокалипсисѣ рядомъ съ другими, заимствованными у LXX божественными именами онъ трижды приводитъ въ качествѣ собственнаго имени имя Божіе „Который есть, былъ и будетъ“[22]. Что касается основанія къ такому растяженію слова ο ων, то нужно замѣтить, что такое основаніе дается тою особенностію еврейскаго языка, по которой словами обращенія не обозначается одно опредѣленное время, почему и Jave въ одно и то же время можетъ значить est, fuit и erit. И въ мидрашотѣ, извѣстномъ подъ именемъ Schemath rabba, при изъясненія Исх. III, 14 такъ объясняются отвѣтныя слова Божіи Моисею: „Я есмь, который есмь“ тремя временами: „Я есмь, который былъ“ и „Я есмь, который теперь есмь“ и „Я есмь, который буду“; слѣдовательно ставитъ особенно на видъ неизмѣнность божественнаго бытія. Такъ понимала это и христіанская древность, важнѣйшія свидѣтельства которой мы и приводимъ.

II.

О таинственномъ четыре-буквенномъ имени, вырѣзанномъ на увяслѣ первосвященника, который одинъ только имѣлъ право входить во Святое Святых, говоритъ и известный отецъ науки христiанской — Климентъ Александрiйскiй, подобно тому, какъ до него Филонъ и Iосиф Флавiй, а послѣ и другiе многiе, что это имя слѣдуетъ произносить — Jau и что оно означаетъ Того, „который есть и будетъ“; слѣдовательно принимает יהוה въ значенiи равном יהיה[23].