О духе законов

Татары должны надписывать свои имена на стрелах, чтобы можно было узнать, чья рука выпустила их. Филипп Македонский был ранен при осаде города дротиком, на котором было написано: этот смертельный удар Филиппу нанес Астер. Если бы те, которые обвиняют человека, имели в виду общественное благо, то они обращались бы со своими обвинениями не к государю, который может быть легко предубежден, а к судьям, которые действуют по правилам, страшным только для одних клеветников. Если же обвинитель не хочет допустить между собою и обвиненным посредничества законов, то это значит, что он имеет основание бояться их, и самое малейшее наказание, которого он заслуживает в таком случае, состоит в том, чтобы не верить ему. Можно удостоить его внимания лишь в тех случаях, которые не терпят медлительных приемов обычного судопроизводства и когда дело идет о безопасности государя. В таком случае можно предположить, что тот, кто обвиняет, сделал над собой усилие, чтобы заставить себя говорить, Во всех же прочих случаях следует сказать вместе с императором Констанцием: «Мы не можем подозревать того, кто, имея врага, не имел обвинителя».

Глава XXV. О приемах правления в монархии

Королевская власть есть великий двигатель, действия которого должны совершаться легко и без шума. Китайцы прославляют одного из своих императоров, который, по их словам, правил, как само небо, т. е. своим личным примером.

Есть случаи, когда власть должна действовать со всею своею силой, и другие, когда она должна действовать, ограничивая себя. Высшее искусство управления состоит в том, чтобы твердо знать, каковы должны быть пределы власти, которую следует применять при различных обстоятельствах.

В наших монархиях все наше благоденствие состоит в мнении, которое составил себе народ о кротости правления. Неискусный министр любит заявлять вам, что вы рабы. Но если бы это было и так, то он должен был бы стараться скрывать это от вас. Он только и знает, что извещает вас и словесно, и письменно о том, что государь разгневался, что он возмущен, что он наведет порядок. Дело управления может быть сильно облегчено; для этого надо, чтобы государь ободрял, а угрожали только законы.

Глава XXVI. О том, что монарх должен быть доступным

Легче всего это понять из примера противоположного:

«Царь Петр I, – рассказывает г. Перри, – издал новый указ, по которому подавать ему жалобы разрешается лишь после того, как уже будут поданы две жалобы его чиновникам. Тогда в случае отказа в правосудии можно подать ему третью; но тот, чья жалоба окажется несправедливой, подвергается смертной казни. С тех пор никто не подавал царю жалоб».

Глава XXVII. О нравах монарха

Нравы государя содействуют свободе в такой же степени, как и законы. Государь, как и закон, может обращать людей в животных и животных в людей. Если он любит свободные души – у него будут подданные; если ему нравятся низкие души – у него будут рабы. Если он желает постигнуть великое искусство царствовать, пусть приближает к себе честь, добродетель, пусть поощряет личные заслуги. Он даже может иногда обратить взор и на таланты. Ему незачем бояться соперничества так называемых достойных людей; он равен им, коль скоро он их любит. Пусть он покоряет сердца, но не налагает оковы на разум. Пусть он станет популярным. Ему должна быть приятна любовь малейшего из его подданных, ибо они тоже люди. Народ так радуется малейшему проявлению внимания к нему, что было бы несправедливо отказать ему в этом: бесконечное расстояние, которое отделяет его от монарха, не позволит ему стать назойливым. Пусть монарх будет благосклонен к просьбам и непреклонен перед требованиями, и пусть он знает, что народ радуется, когда он отказывает придворным, а придворные радуются его милостям.

Глава XXVIII. Об уважении монархов к своим подданным

Монархи должны соблюдать большую осторожность в шутках. Умеренная шутка приятна, потому что она устанавливает более непринужденные отношения, но колкая шутка менее дозволительна для них, чем для последнего из их подданных, так как только в их устах она всегда наносит смертельные раны.

Еще менее позволительно им подвергать подданного явному оскорблению: они поставлены для того, чтобы прощать или наказывать, но отнюдь не для того, чтобы оскорблять.

Оскорбляя своих подданных, они поступают с ними более жестоко, чем повелители турок или московитов – со своими. Эти последние своими оскорблениями унижают, но не бесчестят людей; а они и унижают, и бесчестят их.

Азиаты по свойственному им предрассудку видят в причиненной им государем обиде доказательство его отеческого внимания; а в нас по свойственному нам образу мыслей жгучая боль от перенесенного оскорбления усугубляется отчаянием от невозможности смыть его.