Кроме того, если ты разделишь самую душу согласно ее природным свойствам, то первая способность ее, и самая низшая, — способность питания, вторая — чувственная, затем способность желать, а после нее способность гневаться. Дойдя до способности разума и завершив им свою природу, душа останавливается на пятой ступени, как на вершине.
14
Так как это число имеет столько замечательных свойств, то прекрасно и его происхождение: не только из «двух» и «трех», как мы это отмечали, но оно образовано из начального элемента чисел, присоединенного к первому квадрату. Ведь начало всякого числа единица, а первый квадрат — это «четыре». Из них, как из формы и материи, имеющей предел, образуется «пять». Если же единица, как некоторые правильно считают, — это первый квадрат в том смысле, что помноженное на самое себя она воспроизводит себя, то число «пять» образовано из двух первых квадратов, что не лишает его преимущества благородного происхождения».
15
«Самого главного, — продолжал я, — мной не было высказано из-за боязни оскорбить нашего Платона: как он сам говорил, Анаксагор попал в неловкое положение из-за луны. Он создал относительно ее света собственную гипотезу, которая в действительности была очень старой. Разве не так рассказывает Платон в "Кратиле"?[35]» — «Конечно, — ответил Евстрофий, — но что случилось подобное с Платоном, я не заметил».
«Ты, конечно, знаешь, — сказал я, — что в "Софисте"[36] он указывает на пять самых главных начал: сущее, тождество, различие, а четвертое и пятое начала после них — это движение и неподвижность. В "Филебе"[37] же, применяя другой способ разделения, он говорит, что первое начало — бесконечность, второе — предел; из смешения их произошло все существующее; четвертое начало составляет причина, по которой происходит смешение; о пятом он заставляет нас догадываться, благодаря чему все смешанное приобретает снова способность разделения и распадения. Я заключаю, что эти начала названы как отражения первых, ведь рождение есть отражение сущего, бесконечность — отражение движения, предел — отражение неподвижности, смешение их — отражение тождества, разделение — отражение различия. Если же начала при том и другом способе деления не совпадают, то все равно он мыслит их в пяти различных видах.
Кто-то упредил в этом Платона и поэтому посвятил «Е» богу, как признак и символ числа вселенной. Но также Платон заметил, что благо проявляется в пяти видах, из которых первый — умеренность, второй — соразмерность, третий — ум, четвертый — знания о душе, искусства и истинные представления, пятый — наслаждение без примеси печали,[38] и он заканчивает это рассуждение, цитируя орфиков: "Прекратите красоту пения на шестом рождении"».[39]
16
«К этому сказанному для вас, — продолжал я, — "спою одну коротенькую песню для людей сведущих"[40] из окружения Никандра. Ведь на шестой день месяца…, когда ты ведешь пифию в Пританей, на первый из трех жребиев, а их пять…, она бросает три, а ты два жребия… Разве это происходит не так?» Тогда Никандр ответил: «Да, так, но причину этого нельзя разглашать непосвященным».
«Конечно нет, — сказал я, смеясь, — до тех пор, пока бог не разрешит нам, его жрецам, узнать истину. Но пусть это также будет добавлено к сказанному в защиту числа "пять"».
Как помню, именно на этом я закончил свою речь, направленную на восхваление арифметических и математических свойств буквы «Е».
17
Так как Аммоний сам видел в математике не ничтожнейшее дело для философии,[41] он обрадовался моей речи и сказал: «Недостойно было бы с чрезмерной скрупулезностью опровергать юношей, заметим только одно, а именно: что каждое число предоставляет желающим восхвалять и воспевать его немалые основания. Но зачем нужно говорить о других числах? Ведь на посвященное Аполлону число «семь» будет потрачен целый день, прежде чем удастся рассмотреть все его свойства. После этого мы объявим, что мудрецы «воюют» против общего мнения и вместе с тем "против давнишней традиции",[42] поскольку они, отказав числу «семь» в почетном месте, посвятили богу число «пять», как более подобающее ему.
Я думаю, что буква «Е» не обозначает ни число, ни порядок космоса, ни союз или какую-либо недостающую частицу речи, но она является независимым от других частей речи обращением к богу, доводящим до сознания человека при произнесении ее силу бога. Ведь бог обращается здесь к каждому из нас как бы с радушным приветствием: "Познай самого себя", что имеет смысл не меньший, чем "Здравствуй".[43] А мы, со своей стороны, в ответ богу говорим: "Ты еси",[44] обращаясь к нему с единственно правдивым и истинным приветствием, подходящим только ему одному, утверждая, что он существует.
18
Ведь ничто из действительного бытия не имеет к нам никакого отношения, но вся смертная природа, явленная в рождении и смерти, представляет призрак и несовершенную и переменчивую видимость самой себя.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги