Читаем О единицах художественной речи полностью

О единицах художественной речи

Прежде всего необходимо разобраться в терминологии…

(В. В. Виноградов)

В. П. Григорьев

В своих работах по поэтике Анны Ахматовой В. В. Виноградов ввел обозначение для «семантической единицы поэтической речи» — символ, дав ему такое определение: «Символ — это эстетически оформленная и художественно-локализованная единица речи в составе поэтического произведения».[1] По ряду причин, из которых не последнюю роль сыграли омонимичность с традиционным употреблением этого слова в поэтике, а также реминисценции символистских теорий, термин не прижился. С трудом обозревая современную разветвленную литературу по поэтике и «стилистике», приходится констатировать, что общепринятой замены «символу» все еще нет. Настоящая заметка имеет своей задачей высказать несколько соображений о единицах художественной речи.

Классические работы В. В. Виноградова и Б. И. Ярхо, определяя предмет, задачи и границы стилистики, по существу имели в виду не функциональные стили языка, а поэтику в ее лингвистических аспектах.[2] Сейчас, отчасти в связи с особенно противоречивым и во всяком случае многозначным употреблением слова стилистика, отдельные исследователи предпочитают пользоваться удобным выражением лингвистическая поэтика (далее сокращенно: ЛП), впрочем, не придавая ему терминологического смысла.[3] Приняв его как термин для обозначения всей области исследования эстетической функции языка, мы, с одной стороны, разграничили бы сферы исследования и тем самым установили область творческих контактов с литературоведами, а с другой — определили место теории поэтической речи как важнейшей составной части ЛП.[4] Вопрос: «Что превращает словесное сообщение в произведение искусства?» — остается главным для всей поэтики, но только теория поэтической речи может дать необходимую лингвистическую основу для его всестороннего решения. Таким, в самом общем виде, рисуется путь разрешения некоторых очень существенных для поэтики терминологических проблем.

Пока же термин стилистика продолжает двойную жизнь. Стилистику определяют, например, как «науку о выразительных средствах языка и специальных стилистических приемах (СП), придающих речи особую, эстетико-художественную функцию» (это сопоставимо с ЛП и с употреблением слова стилистика в упомянутой выше статье В. В. Виноградова), но тут же добавляют: «Другая задача этой науки — изучение подсистем литературного языка, называемых функциональными стилями…».[5] Объединение столь разнородных объектов, как функциональные стили и «стилистические приемы», в лоне одной научной дисциплины едва ли может быть оправдано принципиальными соображениями. Только терминологическая (вернее, атерминологическая) инерция заставляет нас до сих пор прибегать к слову стилистика и его производным там, где речь идет о лингвистических аспектах поэтики, то есть о ЛП. Для обозначения соответствующего объекта вполне можно было бы использовать сочетание поэтика языка (речи). Ср. привычные сочетания поэтика Маяковского, поэтика «Мертвых душ» и т. п.

В цитированной работе И. Р. Гальперин показал, что «стилистический уровень» иерархически подчиняет себе все остальные традиционно выделяемые уровни. В ходе его рассуждений и в системе аргументации остается, однако, неясным, как соотносится «стилистический уровень» функциональных стилей литературного языка со «стилистическим уровнем» СП.

Едва ли кто-нибудь возьмется утверждать, что стилистические парадигмы (resp. их применение) и СП (resp. конкретные и эстетически значимые «приращения смысла») — явления однопорядковые. Но если так, то необходимо выделить два самостоятельных уровня: один, имеющий дело со стилистическими парадигмами (его бы и следовало назвать стилистическим), и другой — лингвопоэтический (или просто поэтический), который и анализировал И. Р. Гальперин и который нередко обозначается и как «поэтическая (или эстетическая) функция языка».[6]

Далее. У обоих этих уровней должны быть свои единицы, достаточно четко отграниченные и от фонемы, морфемы, лексемы, синтагмы, и друг от друга. Между тем мы не располагаем ни определениями этих единиц, ни систематизацией представлений о них, ни даже удовлетворительными названиями. Заслугой И. Р. Гальперина является, в частности, то, что он специально обратил внимание на статус СП, которые, как известно, фигурируют в современных работах и под другими обозначениями. Кроме «символов» В. В. Виноградова здесь можно упомянуть ничейные «стилевые черты», «поэтические приемы» (poetical devices и т. д.), просто «приемы» и «литературные приемы», «стилистические единицы», «стилистические средства», «единицы или элементы поэтической речи», «значимые элементы» и «составные элементы образа», те же «выразительные средства», о которых говорит и И. Р. Гальперин, и др. под.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука