О Фотографии

Человечество все также пребывает в Платоновой пеще­ре и по вековой привычке тешится лишь тенями, изо­бражениями истины. Но фотография учит не так, как более древние, более рукотворные изображения. Во-первых, изображений, претендующих на наше внима­ние, теперь гораздо больше. Инвентаризация началась в 1839 году, и с тех пор сфотографировано, кажется, поч­ти все. Сама эта ненасытность фотографического глаза меняет условия заключения в пещере — в нашем мире. Обучая нас новому визуальному кодексу, фотографии меняют и расширяют наши представления о том, на что стоит смотреть и что мы вправе наблюдать. Они — грам­матика и, что еще важнее, этика зрения. И, наконец, самый грандиозный результат фотографической де­ятельности: она дает нам ощущение, что мы можем дер­жать в голове весь мир — как антологию изображений.

Коллекционировать фотографии — значит коллек­ционировать мир. Фильмы (будь то кино или телеви­дение) бросают свет на стены, мерцают и гаснут. А не­подвижная фотография — предмет, легкий и дешевый в изготовлении; их несложно переносить, накапли­вать, хранить. В «Карабинерах» Годара (1963) двух вя­лых крестьян-люмпенов соблазняют вступить в армию, обещая, что они смогут безнаказанно грабить, наси­ловать, убивать, делать что угодно с врагами — и раз­богатеть. Но в чемодане с трофеями, который торже­ственно притаскивают женам Микеланджело и Улисс, оказываются только сотни открыток с Памятниками,

Универмагами, Млекопитающими, Чудесами При­роды, Видами Транспорта, Произведениями Искус­ства и другими сокровищами Земли. Шутка Годара ярко пародирует двусмысленную магию фотографи­ческого изображения. Фотографии — возможно, самые загадочные из всех предметов, создающих и уплотня­ющих окружение, которое мы оцениваем как совре­менное. Фотография — это зафиксированный опыт, а камера — идеальное орудие сознания, настроенного приобретательски.

Сфотографировать — значит присвоить фотографи­руемое. А это значит поставить себя в некие отношения с миром, которые ощущаются как знание, а следова­тельно, как сила. Первый шаг к отчуждению, приучив­ший людей абстрагировать мир, переводя его в печат­ные слова, — он, как принято считать, и породил тот избыток фаустовской энергии и психический ущерб, которые позволили построить современные неорга­нические общества. Но печать — все же менее ковар­ная форма выщелачивания мира, превращения его в ментальный объект, нежели фотографические изобра­жения, — теперь фотография обеспечивает большую часть представлений о том, как выглядело прошлое, и о размерах настоящего. То, что написано о человеке или о событии, — по существу, интерпретация, так же, как рукотворные визуальные высказывания, напри­мер, картины или рисунки. Фотографические изобра­жения — не столько высказывания о мире, сколько его

части, миниатюры реальности, которые может изгото­вить или приобрести любой.

Фотографии, играющие с масштабами мира, сами мо­гут быть уменьшены, увеличены, их можно обрезать, ретушировать, приукрашивать. Они стареют, их по­ражают обычные болезни бумаги; они исчезают; они становятся ценными, их покупают и продают, их ре­продуцируют. Они упаковывают в себя мир и сами на­прашиваются на упаковку. Их вставляют в альбомы, в рамки, ставят на стол, прикалывают к стенам, проеци­руют в виде слайдов. Их воспроизводят газеты и журна­лы; в полицейских картотеках их размещают по алфа­виту; музеи выставляют их, издатели собирают в книги.

Многие десятилетия книга была самым влиятель­ным способом демонстрации фотографий (обычно в уменьшении), она обеспечивала им долговечность, ес­ли не бессмертие (фотография — вещь нестойкая, ее легко попортить и потерять), и большее количество зрителей. Фотография в книге это, конечно, изображе­ние изображения, но поскольку фотография — печат­ный, гладкий объект, она теряет на книжных страни­цах гораздо меньше существенных особенностей, чем живопись. И все же книга не вполне удовлетворитель­ный способ ознакомления публики с набором фото­графий. Смотреть фотографии предлагается в поряд­ке, соответствующем порядку страниц, но ничто не принуждает читателя к рекомендуемому порядку и не указывает, сколько времени он должен разглядывать

каждое фото. Фильм Криса Маркера «Si j’avais quatre dromadairs» (1966)’, великолепно оркестрованное раз­мышление о фотографиях на разные темы, предлагает более тонкий и более жесткий способ упаковки (и рас­пространения) фотографий. И порядок, и время де­монстрации каждой фотографии заданы — это способ­ствует их визуальной внятности и эмоциональному воздействию. Но фотографии, перенесенные на кино­пленку, уже не предметы коллекционирования, каки­ми они все-таки остаются в книге.