О Фотографии

на макете страницы с фотографиями: любая вещь мо­жет быть связана со всем остальным, приобретая вы­разительность. У Бальзака дух среды в целом может быть выражен одной материальной деталью. Целую жизнь можно резюмировать в одном кратком явле­нии внешности*. А перемена внешности — это переме­на человека, потому что он отказывался постулировать «реального» человека, скрытого за этими внешностя­ми. Жутковатая теория Бальзака, изложенная Нада-ру, — что тело сложено из бесчисленных «призрачных образов», в чем-то схожа с будто бы реалистической теорией, просвечивающей в его романах: что чело­век — это совокупность внешних проявлений, которые при должной фокусировке могут открыть бесчислен­ные слои смысла. Рассматривать реальность как беско­нечный ряд ситуаций, отражающих одна другую, из­влекать аналогии из самых несхожих вещей — в этом угадывается характерная форма восприятия, сложив­шаяся позднее под влиянием фотографии. Саму ре­альность стали понимать как род письма, которое надо

* Я заимствую рассуждение о реализме Бальзака из «Мимесиса» Эриха Ауэрбаха. Ауэрбах анализирует отрывок из начала «Отца Горио» (1834). Бальзак описывает гостиную в пансионе Воке в семь часов утра и по­явление самой мадам Воке «…Ее личность предопределяет характер пансиона, как пансион определяет ее личность… Бледная пухлость этой барыньки — такой же продукт всей ее жизни, как тиф есть последствие заразного воздуха больниц. Шерстяная вязаная юбка, вылезшая из-под верхней, сшитой из старого платья, с торчащей сквозь прорехи ватой, воспроизводит в сжатом виде гостиную, столовую и садик, говорит о свойствах кухни и дает возможность предугадать состав нахлебников». Появлением хозяйки картина завершается. (С.С.)

расшифровать, — и фотографии первое время сравни­вали с записями. (Ньепс назвал свой процесс фикса­ции изображения на пластинке гелиографией — солн­це-письмом. Фокс Талбот назвал камеру карандашом природы.)

Проблема с фейербаховским противопоставлени­ем «копии» «оригиналу» в том, что изображение и реальность берутся в статике. Предполагается, что реальность остается неизменной и нетронутой, а из­менились только изображения: подпираемые весьма шаткими претензиями на достоверность, они почему-то стали более соблазнительными. Но понятия реаль­ности и изображения взаимно дополнительны. Ког­да меняется понятие реальности, меняется и понятие изображения — и наоборот. «Наша эпоха» предпочи­тает изображения реальным вещам по причине извра­щенности, а отчасти в ответ на то, как усложняется и ослабевает постепенно идея реального. На одном из ранних этапов это была критика реальности как фаса­да, родившаяся в среде просвещенного среднего клас­са в XIX веке. (Эффект ее был, конечно, противополо­жен намерению.) Низвести большие части того, что прежде считалось реальностью, в разряд фантазии, как это сделал Фейербах, назвав религию сном бодрству­ющего сознания и отвергнув теологические идеи как психологические проекции, или придать случайным и тривиальным деталям повседневной жизни значе­ние шифров исторических и психологических сил, как

Бальзак в своей романной энциклопедии социальной действительности, — это само по себе означает воспри­нимать реальность как ряд внешних проявлений, как изображение.