О футуризме

Юткевич рабски и беспомощно копирует Анненкова, Самохвалов – «alter ego» Петрова-Водкина. Кодак берет за образец Карева, десяток других сколачивают татлинские рельефы. Одно из двух: или новые «течения» заключаются в пересказах или они сосредоточены главным образом на выставке «Мира Искусства».

Но подражание – не так уж страшно; в удачных условиях и при выборе лучших образцов оно может стать школой.

Хуже – принципиальное трючничество. Буквы, расклеенные на холсте в парадоксальнейшем беспорядке, надоели определенно. Эмоции, которые я ощущаю, глядя на них, далеки от эстетических, но не приближаются и к познавательным. Поле холста ограничено, алфавит европейских языков тоже. Ничего особенно нового в этой области не изобретешь. Живописью футуристическими уголочками занимаются уже только безнадежно бездарные люди. Имевшееся под руками сырье, в виде дерева, осколков стекла, железа и пр., исчерпывается ввиду начавшегося ремонта Петрограда.

Нужно что-нибудь новое. Напр., живопись на двух сторонах толстого стекла или рисование по линейке бессмысленных прямых на бессмысленной поверхности, или просто вставленная под стекло фотография из журнала.

От всех этих попыток остается впечатление неудавшихся несвоевременных острот. Не смешно.

Больше того, в этом есть подлинный трагизм пустоты, зияющей духовной и нравственной опустошенности. Татлин с интуицией талантливого человека дал действительно исчерпывающее выражение этой современности в своей огромной доске, безупречно и наглухо закрашенной одной тупой, безнадежной, бессмысленной розовой краской.

У Тэффи есть рассказ о кухарке, весь жизненный смысл которой заключался в том, чтобы удивлять нанимателей неимоверным требованием жалования. Одна наивная парочка, не знавшая толк в кухарочьем труде, наняла ее, не удивляясь цифре жалования и ценам на продукты. В несколько дней кухарка увяла, не будучи в состоянии удовлетворять свое единственное стремление – изумлять.

Судьба футуристов – судьба этой кухарки. Несколько лет все шло прекрасно. Устраивались выставки с изумительными названиями, писались беспримерные по философской глубине и безграмотности манифесты, публика шарахалась, футуристы жили полной жизнью. Но пришла парочка не знавших толк в художественном труде управителей и приняла их всерьез. Манифесты стали утвержденными учебными пособиями, произведения футуристов наполнили музеи, им были поручены памятники и доверена высшая художественная школа. И через пару лет предприятие кончилось крахом.

От всей свернувшейся практической, теоретической и педагогической деятельности футуристов осталась одна, имеющая сейчас хождение, ценность – «левизна».

Мы подождем еще парочку лет и заколотим футуризм прекрасной, прочной доской Татлина.

Академия или Вхутемас?

Ожесточеннейшая борьба вот уже 5 лет как ведется у самых подступов к искусству, – за преподавание в Высшем Художественном Училище.

Сменялись люди и сменялись точки зрения на цели и методы преподавания, противоречия заострялись, неразрешенные вопросы обрастали новыми сомнениями, и вопрос об Академии грозит стать «академическим вопросом».

Между тем его надо решить в ту или другую сторону. Быть ли Академии или Вхутемасу, воспитывать ли художников или «обделочников», но что-нибудь делать надо, иначе художнической молодежи грозит серьезная опасность. Ибо в настоящих условиях она стоит перед дилеммой: не мудрствуя лукаво фабриковать «Айвазовских» для Нэпа или мудрствуя лукаво изобретать беспредметные предметы.

Сейчас этот вопрос поднят заново. Будем надеяться, что эксперименты последних лет подготовили почву для серьезного его решения.

Когда четыре года тому назад петербургская Академия была упразднена, декларация, подписанная восемью лицами не имевшими к Академии никакого отношения и потому меньше всего способными судить о страданиях, которые она причиняла художникам, еще тогда предусматривала единственный выход для искусства – организацию свободных мастерских на месте Высшего Художественного Училища. Эта мысль – сама по себе безукоризненная, за два года существования мастерских выяснилась как практически негодная. Конечно, одной из причин негодности явился неудачный персональный подбор руководителей, осуществлявшийся случайно и чаще всего по признакам, не имевшим отношения к искусству; но основной причиной неудачи была несомненно несвоевременность самого принципа. Государственная школа, не имевшая ни единого плана, ни единой программы, построенная на чисто индивидуальном подходе к целям и методам преподавания, не могла существовать в условиях нового строительства.

Когда этот период свободного преподавания оказался изжитым, и необходимость школы, не выпадающей из общего плана технически-профессионального обучения, стала ясной, вопрос художественной педагогики от полной беспринципности перескочил в обратную крайность. Казалось необходимым построить школу аналогичную другим професс. – техн. школам по целям и методам преподавания.