О. Генри. Сочинения в трёх томах

Став известной, «творческая история» новеллы о взломщике Валентайне вошла в анналы американской литературы. Исключительность обстоятельств, при которых был создан рассказ, полный разрыв между жизненным материалом и его воплощением, обнаженность дилеммы, как бы стоявшей перед писателем, сделали эти страницы О. Генри своего рода хрестоматийным примером «бегства писателя от действительности», «страха перед действительностью» и нанесли несомненный ущерб личной репутации О. Генри.

При всем том нельзя не поставить другой вопрос: какой ценой удавалось писателю принимать такие решения? Легко ли давались они ему? Или, быть может, оставляли «шрамы на сердце»?

«Я вытравлю из памяти, что когда-либо дышал воздухом этих стен», — говорил О. Генри, планируя свою послетюремную жизнь. Но была ли выполнимой такая задача? Можно было молчать, не писать о тюрьме, но возможно ли было забыть о ней?

Наряду с демонстративно-холодными заявлениями О. Генри вроде того, что «эта тюрьма с ее гнусностями меня не касается», «я не тюремный репортер» и т. п., у Дженнингса можно найти зарисовки, показывающие, что О. Генри далеко не всегда удавалось заслониться от человеческих трагедий, столь тесно обступивших его. Так, Дженнингс описывает О. Генри после беседы с семнадцатилетним мальчиком, которому через несколько дней предстояло идти на казнь. «Портер вернулся изжелта-бледным… по лбу у него катился тяжелыми каплями пот: «Чудовищно!.. Он ведь совсем ребенок!.. Надо что-нибудь предпринять!.. Можно ли верить в добро на земле, пока совершаются такие убийства?»

Три года соседства с тяжкими человеческими страданиями умудрили этого веселого фельетониста и обострили его природную восприимчивость. Если они не подвигнули его на борьбу с социальным злом, то научили жалеть людей. «Надо что-нибудь предпринять!» Способов переделать мир, уничтожить людские страдания О. Генри не видел. Но не сможет ли он развлекать, утешать людей? Книга Дженнингса позволяет считать такой ход мысли возможным. В этой силе своего дарования О. Генри мог убедиться уже в тюрьме, прочитав один из первых же написанных там рассказов аудитории из двух слушателей — Дженнингсу и другому поездному налетчику. «Он свернул рукопись и поднялся со стула… — читаем у Дженнингса. — «Милостивые государи, приношу вам свою благодарность. Мог ли я думать, что рассказ мой вызовет слезы у таких старых, опытных профессионалов, как вы!» «Наверно, и в самом деле странно было смотреть, как два грабителя хныкали над этой немудрящей историей», — комментирует Дженнингс.

Отказ от призыва к борьбе со злом, утешительство как подмена борьбы и протеста не раз вменялись О. Генри в вину позднейшими критиками.

Трудно считать, что в эти тюремные годы у О. Генри сложилась какая-то «теория компромисса», разработанная морально-художественная программа, которую он задумал осуществить в своем творчестве. Вернее предположить, что он «плыл по течению». Однако при этом он мог и учитывать особенности своего дарования и руководиться той острой жалостью, которую в нем вызывала судьба каторжан.

Концепция «великого утешителя» применительно к личности и рассказам О. Генри возникла позднее. Зародыш ее имелся уже в книге Дженнингса. Далее ее сформулировал Эптон Синклер в своей пьесе «Билл Портер» (1925). Пьеса Синклера построена как монтаж воображаемых сцен из тюремной жизни О. Генри и подобранных тематически эпизодов из его известных рассказов: «Муниципального отчета», «Превращения Джимми Валентайна», «Неоконченного рассказа» и двух-трех других.

Синклер опирался на некоторые страницы из книги Дженнингса и дополнил их личными беседами с ним (он благодарит в предисловии Дженнингса за советы и замечания). Он рисует душевный конфликт О. Генри в тюрьме, колеблющегося между двумя решениями: выступить за униженных и оскорбленных и погибнуть в борьбе или же «выполнить свою миссию» — сохранить себя, выйти на свет из тюрьмы, чтобы писать о людях «со смехом и с жалостью». Защитником этого второго решения в пьесе Синклера выступает являющийся О. Генри призрак Этол, его умершей жены.

ПОРТЕР. «…умереть за бедняг, сидящих в тюрьме. Вот что я должен был сделать. Ринуться с головой в борьбу против подлости и жестокости, а там будь что будет…»

ЭТОЛ. «Природа щедро одарила тебя фантазией, нежностью и потоком бодрящих сверкающих слов… Ты научишься новым словам… новому состраданию… Ты найдешь свой собственный путь как помочь им… внушить людям немного сочувствия к ним, смягчающего великодушного юмора… Я вижу их алчущих, жаждущих этой слитой со смехом жалости, которая дана тебе в дар… Иди же, Билл Портер! Делай то, что тебе предназначено…»^[7]

Персонажи рассказов О. Генри в пьесе Синклера восхваляют О. Генри за то, как он вывел их, какими их показал, ибо это ведет все к той же желанной цели «утешить» людей в их несчастье. В феерическом эпилоге на глазах «четырех миллионов» Дэлси, маленькая продавщица из «Неоконченного рассказа» О. Генри, увенчивает своего творца лавровым венком.