О геополитике: работы разных лет

Мы лишь констатируем, что Лига Наций с ее основами власти, силы и права несостоятельна как в отношении индо-тихоокеанской динамики и ее хода развития, так и в отношении очевидных устремлений панамериканских и пантихоокеанских институтов, таких дел, какие они в своей локальной и наднациональной части [с.329] пространства считают исключительно личным делом своей части поверхности Земли и хотят улаживать их по собственному праву без вмешательства извне. Исходя из этого опыта, лорд Литтон публично заявил в Женеве, что, как полагают на Востоке, у Лиги Наций не лежит сердце к восточным народам, а также мало целеустремленности в отношении них. Поэтому Лига Наций отстранилась в вопросе о Гран-Чако, как и в вопросе о Такна-Арика, а пан-Америка остереглась возложить ей на алтарь также и доктрину Монро. Вопрос о Сингапуре и равенстве тихоокеанских флотов в общем и целом был продвинут в Вашингтоне, а не в Женеве или Гааге, где они могли быть разрешены. Сингапур давно рассматривается в качестве общего опорного пункта англосаксонства в австрало-азиатском Срединном море, вероятно, как возможное связующее звено будущей англосаксонской культурной панидеи, прелюдию к которой сыграли Киплинг, лорд Брайс, а Рамсей Макдональд подновил капитуляцию лейбористов важной интеллектуальной и добровольной жертвой, отправившись с прошением в Питсбург от имени ультракапиталистического кабинета миллионеров. Но такой наднациональный пространственный организм мог бы существовать лишь как федералистский или же вообще не существовать; и даже при таких перспективах на будущее сталкиваются в “территориальном вопросе”, в данном случае, разумеется, гигантски расширяющихся частичных ландшафтов, романская, централистская, унитарная форма образований с противоположной англосаксов (в США; доминионы, а также австралийское Сообщество) в Китае, внутри Советов. Именно в 1930 г. младокитайцы из-за непостижимого централизма “через силу” переживают необычайное обрушение по причине тамошнего древнего мышления. Японии в настоящее время ближе идея единства государства, которая как раз трудно поддается расширению, а Индии и Центральной Европе — федералистская идея, обе сталкиваются с абсолютно родственными трудностями между этими с точки зрения пространства технически несовместимыми направлениями.

Существуют ли все же возможности компромисса между ними? Насколько далека, прежде всего сегодня, слишком окостеневшая Лига Наций от направления, ведущего к изменениям, приспособлению, чем могла бы доказать свое право на длительное биологическое существование? Какой пример подают ей другие, более старые панидеи?

“В Необходимостях — Единство, в Сомнительности — Свобода, во Всем, однако, Любовь!” — этим лаконичным, основанным на опыте прекрасным триптихом католическая церковь соединила двухтысячелетнюю мудрость с образованием некоей панидеи, тем самым соприкоснувшись с изречением Конфуция, который преподнес опыт китайской государственной философии в краткой формуле: “Всякое понимание приходит к нам только через любовь”, и в этой антипатии к насилию как неопровержимой угрозе любому постоянному устройству соприкоснулась, кроме того, с не [с.330] вполне родственным по духу Лао-цзы в высшей точке культуры муссонных стран, в мудрости Дальнего Востока.

Но в федералистском устройстве наднационального пространственного организма больше простора для такого вида любви, чем в централистском. Прочно обладая этим эмпирическим фактом науки о пространстве, добытым чисто географическим путем, и будучи убежденными в том, что в Центральной Европе мы должны по чисто географическим причинам преодолеть трудность развития, которую в настоящее время разделяем лишь с Индией, а в прошлом делили с великим эллинством, — всегда обладавшим, однако, свободой ходить за моря, — просто потому, что никакая другая часть Света не имеет столь подверженного избыточному давлению центра, — обращаемся мы к проблеме отношения пан-идей к международной организации и исследуем отношение Лиги Наций и национализма и вековечную способность панобразований как промежуточных ступеней между национальным государством и империей и мировым сообществом наводить здесь мосты. [с.331]

ПРИМЕЧАНИЯ

Теодорих Великий (454-562) — король остготов и основатель их государства в Италии Проводил политику сближения с франками, вестготами, бургун-дами, вандалами и особенно с римлянами. [с.331]

Империя Карла Великого (ок. 742 — 814) — короля франков и первого императора Священной Римской империи — представляла собой новую геополитическую зону, простиравшуюся от Северного моря до Центральной Италии, от Пиренеев до Эльбы. Проводил политику сближения с римской курией, принял императорскую корону из рук папы Льва III, превратив церковь в опору своей центральной власти. [с.331]

Юстиниан I (527-565) — византийский император. [с.331]

Сторонники реформы церкви, предложения о которой исходили из аббатства бенедиктинцев в Клюни, основанного в 910 г. [с.331]