Однако сообразно своему происхождению и унаследованному характеру панидеи в совершенно различной степени подходят для поддержки международной организации в зависимости от того, к чему они ближе — к Лиге Наций или к национализму. Панидеи островных частей Света, крупных ландшафтов, как панамериканский или панавстралийский, вполне самодостаточны, склонны к автаркии, к изоляции: они забывают о том, что миллиарды людей не захотят умирать с голоду, не смирятся с “недопущенными к заявке” (“ausgeclaimten”) резервными пространствами, закрашенными в атласе красным цветом, — только потому, что эти пространства когда-то, во время успешных морских разбоев, были приобретены под видом главного правоос-нования, когда не поступало иных настойчивых заявок, продиктованных высочайшей заботой о лучшем использовании пространства и об уходе за ним. Носители морских панидеи, чья сила основана на разбросанном владении (Streubesitz), с трудом понимают, что целые части Света неохотно расстаются со своей “золотой бахромой на нищенском рубище” (Азия, согласно лорду Керзону) и требуют прекращения чужеземной эксплуатации. Оттого и трудности для иберов, голландцев, французов, британцев воздать должное паназиатскому движению, которое со своей стороны используется Советами, чтобы “держать в брожении” обширные азиатские пространства (ленинский завет Китаю!).
, присущих мышлению Древнего Рима, понятно, что в господствовавшем там латинском языке нет общепринятого обозначения для понятия “наднародный”, “наднациональный”, воспроизводимого как международное. Однако примечательно: ведь органически живущая линия развития, которой принесли политико-морфологическую жертву и централизованно сплоченные нации, а не только прочие, чужда латинскому пространственному мышлению. Об этом напоминает принимавшая разные формы, потерпевшая крах панидея, слишком трудная в его восприятии.Германское государственное мышление (Staatsdenken) испытало на собственном опыте одно такое панобразование, ставшее неуемным (panlustig) лишь благодаря норманнской закваске анг-лосаксонства, хотя и весьма способном к преобразованиям. Вопреки всем воплям по поводу Пангерманского союза
и его влияния, которое было весьма скромным, это мышление никогда не проникало на европейскую континентальную почву в виде некоего панпредставления. В своей старинной “Священной Римской империи германской нации” собственную народную энергию к огромному ущербу для себя оно принесло в жертву “наднациональной” имперской идее, пока та не превратилась в иллюзию.Из столь различных опытов становится ясно, что уже в Центральной Европе в этом коренном вопросе — о возможности будущего панъевропейского образования — нет понимания и еще меньше его в выработке понятия “права меньшинств”
, в связи с чем Мелло Франко обнародовал потрясающе простое в латинском восприятии решение: целесообразно как можно быстрее ассимилировать меньшинства! Вероятно, Южная Америка еще познает в связи с проблемой цветного населения, как такое решение скажется на ее собственной шкуре; но пока, правда, обнаруживается, что правомочие чуждых региональных сил участвовать в разработке пан-Европы на пути, проходящем через Лигу Наций, должно быть так же отклонено, как его отклонила пан-Америка и ему отказывает пан-Азия.Поэтому из многих трудностей, противостоящих образованию пан-Европы после создания Лиги Наций, с непредвзятой, географической точки зрения, выделены особенно легко постижимые.
Внутри и вне Европы слишком мало осознали, насколько важен вопрос о том, могут ли из ее круга предложить некое более или менее удовлетворительное региональное решение для Европы (как бы оно ни называлось ныне — пан-Европой, или Соединенными Штатами Европы (СШЕ), или всего лишь панъевропейским Таможенным союзом) наряду с подтверждением пригодности, свидетельством оправданности существования Лиги Наций, чтобы поспешное учреждение пан-Европы не стало все больше и больше работающей на холостом ходу говорильней, ярмаркой тщеславия на фоне поистине эффективных региональных крупных организаций. [с.334]
Ибо принципиальное содействие жизнеспособной структуре панорганизации человечества (Pangliederung der Menschheit) должно быть все-таки свидетельством способности новых жизненных форм включиться в происходящий на поверхности планеты процесс становления и исчезновения! Конечно, пространство для развития от территорий к государствам, от недостаточно жизнеспособной, нуждающейся в опеке части земель к практичному союзу земли и народа — даже и в США! — ограниченно. Но доминирующим процессам роста — повсеместно рассматриваемым в сравнении (карта жизнеспособности Заппера!) — противостоят все же процессы истощения, все еще далекие от состояния равновесия.