О годах забывая

— Прошел на кухню. Стоит этот артист-повар в колпаке с поварешкой около котла с горячим супом, помешивает, уже наливает мне тарелочку: «Отведайте, Михаил Варламыч!» А огонь под котлом чуть теплится, вроде для виду разожгли. Повар мне подает тарелку, а рука вздрагивает. Я тарелку брать не стал, а попросил поварешку. Зачерпнул. Суп как суп. Только что-то меня насторожило. Тут я и вспомнил, как мне проводник Закурдаев шепнул: «Нечистые дела повар делает. Без ветра листья не колышутся. Люди зря не скажут. Зачем один такой марает всех нас?» Ну и добавил подробности. Без таких, как Закурдаев, немного бы мы нашли. Это запомните. На них опирайтесь. Но и к ним подход нужен. Доброе слово железные ворота открывает. Надо его вовремя сказать и знать того, кому говоришь. Кое-чем помог я Закурдаеву, кое-что посоветовал. О больной племяннице расспросил, лекарства достал для нее. И он ко мне со всей душой. А кто дорогу знает, тот не споткнется. Дорогу мне Закурдаев и подсказал… Потому я глянул искоса на повара и опять поварешкой пошарил по дну. Все как будто нормально, гладко. Стоп, думаю! Глубина-то котла больше, чем получается, когда поварешкой по дну шарю. Приказал вычерпать суп. На дне ровненько-ровненько уложены консервы с черной икрой. Сунулся в поддувало. А там в холодной золе — тоже икра!

Все давно докурили.

Михаил Кулашвили предупредил:

— Ты, Контаутас, и ты, Кошбиев, лучше досматривайте туалет, зорче смотрите под диванами, под полом, в проходе коридора, в гармошке, между крышей и потолком. Обратите внимание на вторые полки: там иногда ловко сооружают иностранцы второе дно, между стеной и батареей. Просматривайте шторы, над шторами под планкой тоже кое-что встречается.

IV

Неизвестно, исключает ли дружбу любовь, неизвестно, с чего дружба перерастает в любовь, и перерастает ли? Но Нина стала внимательней прислушиваться к воробьиному щебету. Он ей казался звоном весеннего ручейка, скачущего по камешкам. Нина увидела, что небо и голубое, и лазоревое, и пепельное, и сизое. И виделось ей лицо Михаила. Учеба в техникуме пошла по-иному: она забывалась над учебниками, спохватывалась. Начинала читать в ни слова не понимала. Снова задумывалась о Михаиле — как о загадке, разгадать которую судьба предназначила ей. С особым волнением вспоминала первую встречу. Она же бросила в него таким камнем, что убить могла, изуродовать на всю жизнь! Судьба его пощадила или предупредила, и камень пролетел мимо. Но он мог по другой улице в ту ночь возвращаться с вокзала. Мог и не ходить на работу — был выходной день. Выходит, благодаря его привязанности к службе они познакомились, а удар кулаком по носу можно считать добрым предзнаменованием. Но все-таки… могло ничего и не быть…

Порой она испытывала суровость к Михаилу: он и после окончания своей смены задерживался на вокзале.

Очень скоро Нина, еще задолго до того как поняла, что Михаил ей дорог, осознала и глухую ревность к его работе — к вокзалу, к железной дороге. Железная «соперница» вырывала у нее Михаила, звала к себе и днем и ночью, изматывала его, а он приходил счастливым, заряженным новыми силами и преображенным после каждого «свидания».

Железной «сопернице» все было мало, однажды она чуть ли не заполучила Михаила навсегда.

После дежурства, как обычно задержавшись на работе, Кулашвили возвращался домой. Был поздний вечер. На улицах — ни души. На железнодорожном мосту двое неизвестных, отделившись от перил, решительно пошли ему навстречу. В луче прожектора проходящего паровоза Кулашвили успел заметить на лице одного из нападающих шрам. Блеснул нож. Но Михаил знал цену мгновения в самбо. Резкий выпад — и нож выбит из рук бандита. Еще прием — и верзила, вскрикнув от боли, грохнулся на спину.

Михаил кинулся за вторым. Но, увидев, как Кулашвили мгновенно расправился с напарником, помощник опрометью рванул с моста. В свете проходящего пассажирского состава Михаил заметил длинное лицо убегавшего и блеск его темных очков.

Узнав, что он едва не погиб этой ночью, Нина поняла: его гибель была бы равносильна и ее смерти. И неожиданно для себя сказала Михаилу:

— Будем вместе! Навсегда! — Обняла его и поцеловала волнистые волосы, поцеловала как-то по-матерински или как сестра.

Его это потрясло. Он взял ее руки в свои и молча поцеловал их.

V

Александр Александрович Сморчков был в приподнятом настроении. Все кончено, все покончено с прежней случайной связью! В паспорте стоял штамп и пометка о расторжении брака с гражданкой Тамарой Шигаревой. Тамара работала в депо уборщицей, приходила по просьбе Сморчкова убирать его квартиру, стирала, гладила, иногда и готовила.. Все знали, что она была замужем за пьяницей, но выгнала его. Растила Саньку. Полногрудая, ловкая, всегда свежая, она была щепетильно честна, многое делала и «за так», и Александр Александрович после долгих раздумий предложил ей переселиться к нему с Санькой.

— Зачем вы так решили? В депо говорят о нас: гусь свинье не товарищ. Да и обуза какая вам!

Но Сморчков заработал авторитет своим бескорыстным поступком.