О грусти этих дней

   Смакую свой домашний алфавит

   И тихо отживаю без молитв

   Блужданье дрём, отчаянья, застолья

   Да игры в перезрелых медвежат.

   Самодовольство, головные боли,

   Долгов и дней бессчётные мозоли -

   Есть верный признак ниспаданья в ад.

   А знаешь ли, как я хочу домой?!

   Туда, где воздух разрежён и светел,

   Где колкий и окостенелый ветер

   Не причиняет боли. И рукой

   Где ты мою в кармане греешь руку.

   Мы бродим по немому переулку,

   И свитер мой весь плюшевый такой.

   Или где ты, на стул забравшись с книжкой,

   Зовёшь меня загадочным мальчишкой,

   Хотя я увалень ещё какой!

   Где эта святость горьких телеграмм,

   Какой же демон между нами стрясся?

   Как тот монах, запутавшийся в рясе,

   Я нос расквасил перед входом в храм.

19.09.93

   * * *

   На балконе вон всякая всячина

   В угол свалена. А ветчина,

   В холодильнике та что заначена,

   Так шагренево обречена.

   Я бы рвал свою дохлую задницу,

   Кабы не было больно при том,

   Иль зачислился душепродавцем,

   Раз уж вовсе не годен в притон.

   Коли тень моя грузная высится

   Мне в насмешку, в никчемье, в укор,

   Я бы вырос из собственных виселиц,

   Кабы знал, как устроен топор.

   Но с вуалию в мелкую дырочку

   Я по насморку сон устраню,

   И, как кошечка мочит опилочки,

   Стану властно соплить в простыню.

   И чем ближе к утру, тем натужнее

   Моя сущность изыдет на пот.

   Так является во всеоружии

   Полугодье сквознячных хлопот.

   Я не быдло, а так, переношенный,

   Перезрелый бунтарь на осле.

   От меня небеса не взъерошены

   В идиотской своей глубизне.

   Что ж, возрадуйтесь, суки-каналии,

   Черти-молодцы знойных кулис.

   Мятой картою шницель Австралии

   Над простуженной кухней завис.

19.10.93

   * * *

   Известен страх вместимостью минут -

   Буксуют стрелки...

   Меня опять, наверное, убьют

   Не в перестрелке.

   А расчесав гребёнкою мишень,

   Побреют чисто.

   И поскользит по клавишам из шей

   Кисть пианиста.

   А полировка неба неспроста

   Истёрлась вроде -

   Там где-то бродит пришлая звезда,

   Свербя в утробе.

   И обувает наши черепа

   Мешок набата...

   А между окон звёздная тропа

   Сверкнёт крылато.

1991

   * * *

   Вкус землицы - непраздная ноша

   В тёртых чревах, вкушаюших травы.

   В их числе и последняя лошадь -

   Грозный вестник весёлой расправы.

   Ну, а город, искомый святоша,

   Вмиг насытил бисквитом растенья,

   И в гористых санях запорошен,

   Изменил своему назначенью.

   Я же болен. Мне снятся калоши,

   Скрип сирени, ночные облавы;

   Словно снова я самый хороший,

   Будто б ты меня поцеловала...

1991

   Я НЕ ВСТРЕЧАЛ СЕБЯ, ДАВНО УЖ НЕ ВСТРЕЧАЛ...

   * * *

   Я покоряюсь тихо

   Скандальному стремленью

   К робеющему утру,

   К несмелому побегу,

   И время многолико,

   Как трапеза движенья,

   И я не стану мудрым

   Ни в альфу, ни в омегу...

   Я покоряюсь, видно,

   Природе непомерной,

   Брюзгливой, но незлобной,

   Игривой, но не терпкой.

   Мне вовсе не обидно,

   Что всё сказалось верно,

   И нет больше загробной,

   И мир не машет веткой.

   По мелочи распавшись,

   Примерив расстоянья,

   Запивши без стакана,

   Занюхавши привычным,

   Не чтя природу старшей,

   Скрутить бы в рог бараний,

   И то не будет странным,

   Смешным и неприличным.

   * * *

   Синхронная стая

   На небе простывшем

   Ушла, улетая

   В полёте неслышном.

   И голую палок

   Обрезавши ломкость,

   Ледок обуяло

   Покусывал локоть.

   Растянутым в вечность

   И прибранным в малость

   Казался мне путь мой

   Среди постоянства,

   И снова мечталось,

   И снова игралось,

   Как в выцветшем детстве,

   Замылившем сладость...

   Кручиня поспешно

   И грезя с придыхом

   О славных мирах

   И нарезанном хлебе,

   Мы точно взошли

   На престол...

   Только выход

   Не в хлебе, не в думах,

   Не в свете, не в теле.

   А выход в неспешном

   Заряде возврата

   Туда, где нарочно

   Задёрнуты шторы,

   Туда, где мы вместе

   Молчали когда-то,

   А души вели

   Вместо нас разговоры.

   * * *

   Эклера нутро, крем горами - верхами,

   Электро-задёрнутый символ буржуя.

   Мне нужно давно по делам, между нами,

   Но я всё сижу и мечтаю, рисуя...

   За синим заслоном судьбы ли, молебна

   Мы словно живём, одуваемы светом,

   Не ярким, скорее, притупленным где-то,

   Но только притупленность эта целебна.

   От яркого всплеска, от силы разгула

   Рассветов ли, праведных вспышек сверхновых

   Храни ты нас, Бог, как хранишь ты посулы

   Для страждущих вечно чего-то иного...

   * * *

   Уносимы на спинах чужих,

   Ускользающих чудо-животных...

   В сюрреально безликих ландшафтах,

   Затерявшись в глубинной дали,

   Вы, как в дерзких мотивах Дали,

   Где на тоненьких ножечках ватных

   Всё кочуют в болотных полотнах

   Непричастные к делу слоны.

   Ваши лошади движутся мерно,

   Вроде быстро, хотя и неспешно,

   Вроде вдоволь насытившись силой

   Своевольных варяжских подков,

   Как и принято у чудаков,

   Семеню я за вами тоскливо,

   Но отстану, вернувшись, конечно,

   Что и к лучшему, может, наверно.

   * * *

   Я калибрую память под бока

   Неспешно наползающего время,

   На скорую, совсем чужую, руку

   Свою кладу ракушки и значки

   Из детства, что в карманы клал пока,

   Всю жизнь свою беспамятством болея,

   Грядущего не помня, но и с тем я

   Когда-нибудь смирюсь наверняка.

   От слова "детство" хочется мне выть!

   И отрицать наличие такового,

   Как отрицают микроорганизмы

   Нас как людей, но любят как среду,

   Я дням своим как будто счёт веду

   И вижу свет сквозь замкнутую призму,

   Что из луча бесцветного простого

   Рождает гаммы световую нить.

   * * *

   Я не встречал себя,

   Давно уж не встречал,

   Я, видно, в суете

   Забыл свой прежний адрес,