Но не успел. В дверь тоненько постучали. Так робко и тихо, как может только изящная женская ручка. Потом еще раз и еще. Рука застыла в воздухе на полпути. Венечка оглянулся на дверь, а внутри тоскливо заныло сердце. Что-то безумно знакомое, то, что хочется забыть, но забыть никак не получается. Венечка выпрямился и весь неестественно прямой медленно подошел к двери тяжелыми шагами. Замок открылся со щелчком, похожим на свист падающего лезвия гильотины. Венечка никогда не слышал, как именно свистит падающее лезвие, но в ту минуту был уверен, что именно так.
Дверь открылась с легким скрипом. На пороге стояла Она — повзрослевшая, чуть пополневшая, чуть загоревшая, но все такая же прекрасная и родная, как и всегда. Заглянула в лицо своими красивыми глазами, робко улыбнулась одними губами и перешагнула порог. Венечка как во сне смотрел на свою Танечке и не мог вымолвить ни слова. Он застыл столбом в дверях, так что Тане пришлось немного его подтолкнуть, чтобы протиснуться между ним и дверным косяком. Некоторое время они молчали и смотрели в разные стороны: Венечка — бессмысленным и безумным взглядом на Танечку, Танечка — прямым, чуть смущенным и одновременно резким взглядом в пол.
— Ну привет, — наконец нарушила молчание Таня.
Венечка лишь промычал что-то неразборчивое.
— А я в город недавно приехала, сил нет, как захотела тебя повидать, — продолжила она.
Венечка все молчал.
Таня еще чуть-чуть помолчала и пошла в наступление.
— Знаю, ты, наверное, каких только плохих вещей обо мне не думаешь. Но ты ведь меня любишь, да? — робко, по-щенячьи, заглянула она в его глаза, и Венечка остался беспристрастным, только потому, что все еще не отошел от изумления, шока и урагана чувств внутри.
Танечка же растолковала его молчание по-другому.
— Понимаешь… Я вдруг влюбилась! Влюбилась так сильно, как никогда в жизни не любила! — с романтичными завываниями начала Таня, которая никогда не была артистичной. — Я забыла обо всех любимых людях, о тебе, об Анечке… А все из-за него, он окрутил меня, увез в другой город и заставлял жить с ним столько лет! Не жалел меня, издевался надо мной, а потом бросил! Не то, что ты, мой дорогой, мой любимый… — она попыталась обнять Венечку, но тот лишь безмолвно отодвинулся в сторону.
И тут милую, добрую и заботливую Танечку прорвало:
— Да виновата я, виновата, доволен? — с перекосившимся лицом истерично заорала она на Венечку. Ушла от тебя к другому, а от него к третьему, он меня и выгнал! Опять к тебе вернулась, буду тут жить, больше мне негде! Вот теперь и радуйся, что я, вся такая прекрасная, вернулась снова к тебе, Венечка! — злобно закончила она.
Венечка опять что-то пробормотал.
Яростно переводя дыхание, она с ненавистью посмотрела на мужа:
— Боже, какой же ты недалекий слабак! Нормальный мужик на твоем месте уже бы давно избил и нос сломал, а ты как всегда бубнишь что-то себе под нос. Как же я тебя ненавижу! Вот могла бы — никогда бы не вернулась, если бы не другие идиоты — кинули меня, заразы, оставили без денег в чужом городе! Вот не вернулась бы никогда! И зачем вообще тогда к тебе подалась? Надо было аборт делать, и никаких проблем! Дура! Ну я-то просто дура, а ты по жизни идиот и неудачник! — ее крик постепенно переходил в противный визг, стремящийся к ультразвуку. — Ненавижу! Ненавижу! НЕНАВИЖУ!
Она кричала еще что-то, но Венечка ее не слушал и внимательно всматривался в такое любимое лицо. Странно, но красивые наивные глаза покрылись маленькими морщинками из-за того, что Таня постоянно щурилась. Детское наивное личико, заставляющее учащенно биться сердца Венечки и половины нашей школы, было перекошено и напоминало смешную и нелепую маску с размазанной косметикой, густые волосы растрепались, на тонких когда-то пальчиках гроздьями были нанизаны массивные пошлые кольца, а с точеной шеи свисали разные цепи, от золотых до тюремных, судя по размеру звеньев.
Венечку вдруг передернуло. Он так давно лишь в самых сладких снах мечтал об этой встрече, что, увидев предмет своей любви вживую после стольких лет отсутствия, слегка перепугался и растерялся. Он посмотрел на фотографию юной Танечки в розовых и алых лентах, потом перевел взгляд на реальную Таню. Его снова передернуло.
Таня вдруг резко успокоилась и пробормотала:
— Ну ладно, я сейчас в душ, а потом приготовь мне что-нибудь поесть. — Да, кстати, там в такси мои вещи остались, иди занеси, — напоследок бросила она, уже разуваясь.
Венечка уже автоматически повернулся в сторону двери, как вдруг Таня удивленно вскрикнула.
— Что это? — изумленно спросила она, показывая пальцем на свою фотографию и кривой гвоздь в обрамлении ярких лент на ореховой вешалке в форме креста.
Она подошла к вешалке, обвела ее глазами, посмотрела на вазу и вдруг пронзительно расхохоталась.
— Так ты все время хранил на память обо мне мою фотографию и этот гвоздь?! Ты серьезно? Ты и на самом деле идиот, Венечка! Размазня! Ненормальный! Я ж тебя обманула, изменила, сбежала с другим, а ты… — она задыхалась от смеха, — ты… ха-ха-ха… кретин! Тебе лечиться надо!