О, я люблю тебя

– Я уже года 3 как руковожу этим отделом. А до этого 5 лет руководил другим.

– Ты никогда не акцентировал на этом внимание, Паш. Чему ты удивляешься?

Я пытаюсь вспомнить, сообщал ли я родителям о своих профессиональных успехах, но почти тут же перестаю, потому что мне все равно, окажусь я правым или нет.

– Тебе не нравится, что Лена живет в твоей комнате? – неожиданно переводит отец тему разговора.

– Мне все равно. Я жил в ней раньше – теперь у меня есть целая квартира, – на самом деле, я не считал эту комнату своей, даже когда жил в ней. Там всегда все было так, как хотела мама. Мне даже не давали самому себе выбрать постельное белье. Не говоря уже о цвете штор и тем более обоях. Обои в цветочек. И Лена еще удивляется, почему я не люблю цветы!

– Это хорошо. Я рад. Мы с мамой переживали. Она сказала, что ты излишне эмоционально отнесся к тому, что Лена все еще живет у нас. Я просто подумал, что, может, это как-то связано с твоей комнатой.

– Папа, мне все равно, живете вы с Леной или без. Главное, чтобы вам было удобно. А если ты имел в виду сегодняшний телефонный разговор, то я просто удивился. Я не думал, что кому-нибудь может быть комфортно жить с вами, – лицо отца остается практически тем же, но я вижу, что мои слова его задели. – Пап, многим детям не комфортно жить со своими родителями. Лена вам не рассказывала, как убегала из дома и неделями жила у подруг?

– Боже, нет! Хотя видел я пару раз эту Варю. Думаю, я бы тоже сбежал, – и потом на его лице появляется озарение. – Так она поэтому в Петербург перевелась?

– Аллилуйя! – радуюсь я тому, как удачно перевел тему, и выпиваю еще одну рюмку. Родители все равно никогда не смогут принять моей на них непохожести. Они до сих пор думают, что я за что-то злюсь на них. Хотя кому, как не мне, понять, что они всего лишь дали мне, что смогли. И не их вина, что мы такие разные. Я благодарен им за то, что они вырастили и воспитали меня. Поэтому я обеспечиваю их всем необходимым и решаю все их проблемы. И только чувство благодарности до сих пор заставляет меня приходить на семейные ужины, общаться с мамой по телефону и из года в год метаться по магазинам в поисках подарка на день рождения отцу. Конечно, мне грустно, что они отказываются понимать меня. Наше общение было бы намного комфортнее, если бы они приняли тот факт, что мне не нужна семья, и оставили попытки вогнать меня в рамки шаблона. Да, я не люблю своих родителей. Но разве это делает меня плохим сыном?

После ужина Лена уговаривает меня сходить с ней на йогу. Мама находит для меня в гардеробе отца подходящие футболку и штаны. Однако в раздевалке спортивного центра я понимаю, что и то и другое подходит мне с большой натяжкой: футболка расходится по боковому шву, а штаны едва доходят до щиколотки. Чтобы хоть как-то ослабить давление рукавов, я их разрываю.

– Ну и видок у тебя, – смеется Лена, когда я захожу в зал для занятий.

– Радуйся, что я тебя так выгодно оттеняю, – кидаю я и лохмачу ей рукой волосы.

Зал постепенно наполняется людьми. Лена помогает мне развернуть коврик. Приносит мне деревянный брусок и веревку. Свой коврик она расстилает прямо перед моим и начинает нагибаться, выгибаться и складываться. Ровно в 7 инструктор закрывает входную дверь – и от щелчка ручки меня вдруг пробирает дрожь. Затем инструктор включает этническую музыку – и я чувствую как холодеет низ живота. Лена поворачивается ко мне, улыбается и подмигивает. Как только инструктор начинает говорить, я закрываю глаза и долго двигаюсь, повинуясь инструкциям звучащего голоса. Мне кажется, что все это длится уже около часа, но я не открываю глаза, чтобы проверить свои догадки.

«Почувствуйте эту энергию внутри себя, как она выливается из вас через каждую клеточку вашего тела. Она наполняет все вокруг, и то, каким мир предстает перед вами в свете этой энергии, – прекрасно! Ощутите, как ваше я, ваше истинное я просыпается в вас и распускается прекрасным цветком. Не бойтесь истинного себя. Оно прекрасно в этот самый момент, потому что наполнено спокойствием, добротой и любовью…»

Находясь здесь, в самом центре своего сердца, чувствуя его биение в каждой аорте, в каждом капилляре пальцев, я действительно начинаю ощущать себя. И выйдя за пределы собственного тела я взираю на себя со стороны. И вижу, что в том месте, где я должен был обнаружить прекрасный цветок, – пустота. Мое состояние близко к обмороку. Что бы там ни поддерживало во мне жизнь, оно на самом деле покинуло мое тело. Возможно, это разлетелись последние остатки чужой энергии, любви и надежд, которые я присвоил без спросу. Возможно, это даже не мое сердце сейчас бьется в груди. А чье?

Не помню, как завершается весь этот трип. Я наконец-то открываю глаза и мне становится дико некомфортно в собственном теле. И особенно в этой глупой одежде. Мысли путаются. Меня колотит. Но после «намасте» я, однако, не срываюсь с места. Спокойно сворачиваю и ставлю в угол коврик, беру за руку Лену, и мы вместе выходим из зала.

– Что-то случилось? – спрашивает она, нежно глядя мне в глаза.